Немая сцена, последовавшая за этими словами, могла соперничать с гоголевским «Ревизором». Мы дружно и тупо смотрели на Мишку, не в силах переварить услышанное. Где-то через минуту отец, как самый из нас сообразительный, произнес:
— Не понял.
Что уж говорить об остальных.
— Да я и сам не сразу понял, а если точнее, только теперь понял всю их игру, — признался Мишка.
— Не понял, — как-то однообразно повторил отец.
— Да что ты заладил: «Не понял, не понял», — рассердился Фира, — дай человеку сказать.
— Понял. — Отца всерьез заклинило. Может, ему тоже коньячку плеснуть?
— Началось все это еще год назад. — Мишаня снова закурил. — Повез я Лариску к отцу знакомиться. Мы с ним не очень-то ладили и виделись редко. Но зачем-то я решил их познакомить, черт бы меня побрал. Хотел, чтобы все как у людей... Короче, в разговоре упомянул я тебя, Димон. Начал, как дурак, хвастаться своей фазендой и приплел, что по соседству настоящий граф Воронцов проживает, а я с ним, дескать, водку пью. Чтоб у меня язык отсох. — Мишка со злостью стукнул кулаком по столу. — Мы тогда крепко выпили, и отец перед Лариской тоже хвастаться начал. Залепил, что он тоже графских кровей, что его бабка будто бы родила сына от графа Воронцова, и все в таком духе. Я тогда еще, дурак, хохотал, что, выходит, будто я тоже из графьев. Кореша, мол, узнают — умрут со смеху. Я-то посмеялся, а Лариске эта мысль так втемяшилась в голову, что удержу не стало. Пристала как банный лист: «Хочу жить в Париже. У Димкиного деда сестра эмигрировала во Францию, может, там наследство имеется». Ты ж, Димон, говорил про Францию и про дедову сестру, помнишь?
Димка машинально кивнул.
—- Я ей, дуре, объяснял, что я здесь совершенно ни при чем. А она твердит, что я, дескать, тоже потомок и имею право на наследство. Ну, какое наследство? Смешно прям. А Лариска заладила, что хочет жить только в Париже. Я ей толкую, что у меня здесь дело, а где дело, там, значит, и деньги. А если она хочет в Париж съездить — пожалуйста, на Канары с Мальдивами — да ради Бога. Нет, эта коза карагандинская уперлась рогом: «Желаю жить только в Париже». Я ей опять толкую: на какие шиши мы там будем жить, если бизнес мой здесь, в России? А она твердит про наследство, дура. А потом они, видно, с папашей моим столковались. Тоже мне, граф хренов. Я видел, какими масляными глазами он на Лариску смотрел. Ну, дурак я, дурак. Зачем повез ее знакомиться с отцом? — Мишка в сердцах хлопнул себя по лбу.
Да... ничего себе сообщеньице. Кто б мог подумать? Оказывается, строитель наш, Федор Алексеевич, Казанова престарелый, и Лариска... Ну надо же! А каким старичком-святошей прикинулся. В церковь ходил, интеллектуальные беседы со мной вел, а сам... Кстати!..
— А скажи-ка Миша, ты родом откуда будешь? — Кажется, я начинала догадываться, кто есть кто.
— Каменская область, поселок Первомайский.
— Бывшая деревня Воронцовка, — продолжила я. — А отец твой случаем не работал директором Октябрьского музея?
— Работал. А ты откуда знаешь?
Так... значит, дедушка с бородой, наш мастер-строитель Федор Алексеевич и бывший директор Октябрьского музея, лихо гонявшийся за нами по городам и весям, — одно и то же лицо. Только одно бородатое, а другое побритое. Теперь все встало на свои места.
— А что там за история была с книгами? — спросила я.
— История с книгами? — не понял Мишка. — А что за книги? Я не в курсе.
— Ну, как же? В музее пропали старинные книги. Все считали, что их украл сын директора... — Я вопросительно уставилась на Мишаню.
Мишка от удивления разинул рот.
— Вот те крест. — Мишка широко перекрестился. — Ни про какие книги ничего не знаю. Чтоб я когда-нибудь у кого-нибудь что-нибудь украл... — Мишка побледнел от обиды.
— Ты не злись на меня, Мишаня. В Октябрьском музее сказали, что они на тебя думали, а директор — отец твой их в этом особенно не разубеждал.
Я обвела всех присутствующих взглядом.
— Я вот теперь что думаю: а не сам ли директор и украл те книги...
— И на сына свалил... — добавил Фира.
— Ну, что же, теперь все понятно, — подытожил Димка. — Наш злоумышленник жил у нас под боком, подслушивал, подсматривал... Да и сделать слепки с наших ключей для него не представляло особых трудностей.
— Какие еще слепки? — Мишаня вскинул голову.
— Да ведь ты ничего не знаешь. — Я присела к столу. — А между тем в моей и в отцовой квартирах был устроен самый настоящий обыск.
— Обыск? — обалдел Мишка.
— Да, именно обыск, потому что кражей это назвать нельзя, ничего не пропало. Мы, правда, тогда думали, что украден рубиновый кулон — Димкино наследство. Но оказалось, что он цел и невредим, лежит в сейфе в Париже...