— Мадемуазель Александра, скорее сюда! Еще не успев разобраться, что к чему, Алька нырнула в спасительную машину. Брызги от нее полетели во все стороны. Охнув, Алька с извинениями повернулась к мужчине за рулем.
— О, мсье… — Она сразу узнала его, но не могла припомнить фамилию.
— Патрик, Патрик Дювайер. — Хозяином «ситроена» действительно был ученик из ее новой группы.
— Простите, мсье Дювайер, я тут устроила целый потоп!
— Пустяки, главное, вас не смыло этим ливнем в Сену. Право, было бы очень жалко лишиться такой очаровательной учительницы. Может быть, я могу пригласить вас выпить чего-нибудь согревающего? Ведь вы совсем промокли.
Тут Алька вспомнила, что говорилось в уставе школы о «личных контактах».
— Спасибо, но через десять минут у меня следующая группа. И…
— Так, что же «и»?
— …И нам не разрешено общаться с учениками, — выпалила она, сама того не ожидая. Потому что чувствовала, как с каждой минутой нарастает в ней симпатия к своему «спасителю».
— Что-о-о?! И это в стране с такими демократическими традициями? Нет, в самом деле, куда смотрит парламентское большинство!
— Я не совсем точно выразилась. Не разрешены контакты. Близкие контакты.
— Какие-какие? Близкие? То есть сидеть со мной в машине вам запрещено? — И он от души рассмеялся. — Так вот, дорогая мадемуазель Александра, мы не позволим никому так с собой обращаться, верно? Когда у вас заканчиваются занятия?
— В шесть тридцать, — послушно ответила Алька.
— В шесть тридцать я буду ждать вас у школы, даже под страхом нарушения закона. Я приглашаю вас поужинать вместе. И обещаю — мы будем держаться друг от друга на расстоянии.
Так начался их головокружительный роман. Даром что Алька, недавно пережившая короткое и бурное увлечение Сергеем, собиралась чуть ли не год вести затворнический образ жизни. Но — мы предполагаем, а Бог располагает.
Даже то обстоятельство, что ее избранник женат, не слишком омрачало ее счастье. Любовь, которая, словно второе дыхание, открылась в ней, совершенно не подразумевала выставления условий и требований. Алька была безоговорочно рада тому, что получала, и не просила большего. Да и неудавшиеся попытки связать свою жизнь с кем-то «навсегда» кое-чему ее научили.
Они много времени проводили вместе. И много разговаривали. Профессиональные и литературные интересы делали их связь еще более глубокой и насыщенной. От Патрика она многое узнала о жизни литературной богемы Парижа и в свою очередь рассказала ему много грустных и смешных подробностей о литературной и художественной жизни своего тоталитарного отечества.
Они часто ездили за город, иногда забирались довольно далеко от Парижа и одну-две ночи проводили в гостинице. Но еще чаще встречались в ее светлой студии на улице Бюдана.
Патрик приходил с охапками цветов, вином, дорогими подарками. Они ужинали, потом ложились в постель, и любовь перемежалась у них с разговорами обо всем на свете. Когда Патрик поднимался, чтобы уходить, она прижималась щекой к его ладони и замирала на несколько секунд. Он наклонялся и ласково целовал ее волосы. Она смеялась и говорила: «Иди, иди, тебе уже пора», — и легко отстранялась.
Проводив его, она ложилась обратно в постель, на простыни, где они только что любили друг друга, и лежала, раскинув руки и глядя в потолок, пока совсем не переставала ощущать их общего в этой постели тепла.
Связь с Патриком Дювайером совершенно неожиданно для Альки принесла и серьезный практический результат. Сам в прошлом журналист, он понимал, как тесно Альке в тех рамках, в которые поместили ее обстоятельства. Ее творческий потенциал фактически оставался нереализованным. И он решил дать ей шанс состояться профессионально. Кроме всего прочего, это была реальная попытка ассимилироваться во французскую жизнь.
Патрик рекомендовал Альку своему старому приятелю, Огюсту Дюпону, руководителю пресс-центра «Взгляды и мнения». Алька, при всей своей склонности к авантюрам, поначалу здорово струхнула. Все же ее, пусть и очень хороший, французский был неродным языком. И потом, язык прессы — это не обыденная или литературная речь. Тут требовались совершенно иные навыки. Однако Патрик проявил волю и настоял на их встрече с Дюпоном.
Солнечным, насквозь весенним днем Алька вышла из дому. Конец марта в Париже — это совсем особая тема. Свежая глянцевая листва на деревьях, белые и желтые нарциссы, все мыслимые сорта тюльпанов… На какое-то время город превращался в огромную цветочную клумбу. Все это великолепие так и просилось в объятия, придавало оптимизма и желания жить дальше.