Вопрос: ехать ли сейчас к Марине на Большую Грузинскую?
О том, что Фридман мертв, он еще не знал, Марина умолчала о его смерти умышленно, надеясь на какую-то помощь со стороны брата в этой дичайшей, накаленной уже до предела ее же собственным психозом обстановке.
Напоследок решил проведать деда, сегодня с утра его не видел, как бы не занемог старик...
Свет в комнате деда не горел. Михаил раскрыл дверь, спросил громко:
- Спишь? - но ответа не получил.
Нажал на клавишу выключателя. И - мигом все понял. Старик был мертв. Видимо, смерть случилась еще прошлой ночью, а он, Михаил, только сейчас уясняет, что не слышал сегодня сквозь сон обычного громыхания кухонной посуды и неверного стариковского шарканья по паркету...
Подошел к умершему. Поцеловал деда в лоб. С горькой благодарностью и отчаянием. Подумал, не коря себя за цинизм:
"Вовремя, дед, ушел. Да и тяжко тебе было в живых".
И, погасив свет, покинул квартиру.
К дому Мавры подъезжать не стал, оставил машину в соседнем переулке. Поразмыслив, достал из подголовника сиденья спрятанный там "ТТ", что купил по случаю неделю назад. Послал патрон в ствол.
Сунул пистолет за ремень брюк. Мало ли что?.. Он не верил никому, допуская даже, что сообщницы могли затеять любую пакость и против него, ведь обстоятельства способны меняться с логикой внезапной и парадоксальной... А уж если затеяли что "ТТ" пригодится. И тогда, не раздумывая, разрядит он обойму и в сестру родную, мразь эту, теперь уже все равно...
В дверь позвонил, как условились: два длинных, два коротких.
Мавра открыла незамедлительно.
- Миша, караул... - прошептала, безумно на него взирая. Кончился он, сука, зараза, теперь хлопот... - Она закусила костяшку кулака, болью отгоняя подступающую истерику.
- Тихо ты, - брезгливо проронил Михаил, проходя в квартиру.
В гостиной увидел скрюченное на полу тело Фридмана с развернутым как бы в немом крике ртом, забрызганный кровью паркет...
На диване, уткнувшись лбом в крепко сжатые, белые от напряжения кулаки, безучастно сидела Марина.
- Ничего... не сказал? - кашлянув, равнодушно обернулся Михаил к Мавре.
- Сказал, уже вывез...
- Ну вы и даете, гестапо в юбках... - Михаил покачал головой. - Совсем охренели. Идиотки! Убили слона, и теперь не знаете, куда его закопать? Главное, сами ведь хотели "бабки" сорвать, без дележа, а не вышло - сразу "ау, Миша"! А чего теперь аукать? Чтобы труп вам помог закопать?.. - Он осекся, вытащив из-за пояса пистолет: в замке входной двери что-то заскреблось, после раздался отчетливый щелчок, и тут же в прихожую буквально влетели трое парней: плечистые, в одинаковых кожаных куртках, высоких, на толстой подошве кроссовках...
Михаил, мгновенно оттолкнув в их сторону Мавру, кувырком перекатился в соседнюю комнату, рванул на себя створку окна и, не раздумывая ни мгновения, спрыгнул с третьего этажа вниз, на газон.
Вскочил. Боль пронзила правую лодыжку, но, скрипя зубами, не выпуская из рук пистолет, он заставил себя побежать в сторону машины.
В голове мелькало: почему? как? Эти трое - из мафии, не милиция...
Сзади раздался шум двигателя приближающейся машины. Михаил коротко оглянулся через плечо, увидел черный "додж" с желтым номером, знакомую ему машину охраны Фридмана...
Значит, подстраховывался Валера, хотя и неудачно...
"Додж" двигался на Михаила, не тормозя и не отворачивая.
С абсолютным спокойствием, будто бы проделывал такое каждодневно, он спустил предохранитель и, присев на колено, пальнул из "ТТ" по передним колесам, четырежды переместив мушку...
"Додж" повело в сторону; перевалив бордюрный камень, машина с глухим хрустом под звон битого стекла уткнулась в стену дома.
Не теряя ни секунды, Михаил бросился к своему "Жигуленку". Повернул ключ в замке зажигания, и, пропищав пробуксовавшими на месте шинами, автомобиль понесся прочь.
Через десять минут, превозмогая нервную дрожь, Аверин звонил из телефона-автомата Дробызгалову.
- Привет, начальник! - произнес как можно беззаботнее. - У меня классные новости: Фрюша - твой со всеми потрохами... Детали - при встрече...
- Когда? - коротко вопросил Дробызгалов.
- Да хоть сейчас... Только машину в гараж надо поставить...
- Подъезжай к управлению, я жду... - В голосе оперуполномоченного звучало нескрываемое волнение.
- О, давай так... - озадачился Михаил. - Заеду за тобой, потом воткнем тачку в бокс и - ко мне. Чуть-чуть отдохнем. День был жуткий, стаканчик "мартини" мне бы не помешал... А тебе как?..
- Никаких вопросов.
- Тогда через пять минут спускайся вниз, я подъеду. А, вот что! Не забудь паспортишко мой...
- Паспорт - после дела, - отрезал Дробызгалов.
- Правильно. Но я хочу знать, врал ты или нет, когда утверждал, будто бы там стоит немецкая виза...
- Хватит трепаться... - Дробызгалова, видимо, стал раздражать этот слишком откровенный разговор по телефону. Распустил язык... Убедишься: за меня беспокоиться нечего!
Когда Михаил подъехал к управлению, опер уже стоял в ожидании на улице.
Присев рядом на переднем сиденье, протянул Аверину паспорт.
Михаил не торопясь изучил документ.
- Все в порядке? - Дробызгалов протянул руку. - Виза на целый год, не хухры-мухры. "Друзья народа" помогали... Давай сюда и выкладывай свои новости.
Со вздохом Михаил возвратил заветные корочки.
- Придем ко мне, все по порядку расскажу, - произнес он, держа курс в направлении гаража. - Знай самое главное: дело сделано.
- Надеюсь, - кивнул Дробызгалов.
У гаража Михаил остановился, не глуша двигатель.
- Я ворота открою... - Он вылез из-за руля. - А ты въезжай...
Дробызгалов покорно перебрался на переднее сиденье. Когда нос машины впритык придвинулся к стеллажу, заваленному барахлом и запчастями, Дробызгалов, с хрустом до упора подняв рычаг ручного тормоза, открыл дверь, намереваясь выйти из "Жигулей", но тут же и оцепенел под черным зрачком "ТТ", смотревшим ему в висок.
На колени оперативного уполномоченного упали наручники.
- Пристегнись к рулю, менток...
Пришлось подчиниться.
Широкая клейкая лента скотча плотно легла на рот.
- Извините, обстоятельства изменились, - процедил Михаил, обыскивая его. - Так, ключи от машины, мой замечательный заграничный паспорт, а ваше табельное оружие заберете со стеллажа... Когда - не знаю, но ночевать сегодня придется здесь. Что еще? Бумажник ваш мне не нужен, грабежом милиции не занимаюсь... Пожалуй, все. Пока.
Из-под груды старых покрышек в углу Миша достал пакет с валютой и ботинки с "бриллиантовыми" каблуками. Переобулся, со смешком глядя на выпученные глаза Дробызгалова за лобовым стеклом автомобиля. Со стеллажа снял чемодан, прикрытый от пыли упаковочной бумагой.
Постоял в тяжком раздумье. Затем открыл дверь "Жигулей" и, коря себя за непредусмотрительность, привязал к рулю вторую руку опера, а шею его старым собачьим поводком прикрутил вплотную к подголовнику кресла.
- Вот так оно понадежнее, - произнес удовлетворенно, не принимая во внимание зверское мычание и хрюканье онемевшего поневоле Дробызгалова. - Не бойся, смертного греха на душу не возьму. Дня через два позвоню в ментовку твою хотя бы и из Берлина.
Он погасил в гараже свет и запер тяжелые двери. Через пять минут такси уносило его в аэропорт. Ощупывая нывшую от неудачного падения ногу, Михаил размышлял, застанет ли он в "Шереметьево-2" знакомую даму, твердо гарантировавшую места "на посадку". В крайнем случае придется звонить ей домой. Предстоит и звонок родственникам относительно похорон... Надо же, не суметь даже деда похоронить, что за жизнь!