Вскоре дружба с Григорием прервалась. По обстоятельствам невеселым. Заболел Гриша раком легкого, перенес безуспешную операцию и - скончался.
За месяц до смерти прорвался в советское посольство, упросил выслушать его, показал выписку из госпиталя, слезно моля о визе, дабы умереть на родной земле.
Выслушали, приняли заявление, а после категорически-лаконично отказали в официальной отписке...
Хоронить Гришу едва не пришлось "за счет города" - в яме под строящейся дорогой, как бездомного, но все-таки на оставшиеся от покойного гроши Алик организовал похороны скромные, но приличные.
Навестив же кладбище через три года, могилы приятеля он не нашел - заросла, сровнялась с землей... Кладбищенский служитель, потыкав пальцем в кнопки компьютера, сообщил, что место захоронения существует и, конечно же, отыщется, но нужен для могилы если не памятник, то хотя бы уж крест...
Крест стоил денег, но Алик, испытывая к умершему симпатию и жалость, все-таки позвонил бывшей жене его и о кресте в канве общего разговора упомянул.
Экс-супруга такую идею одобрила, но тяжести по финансированию креста предложила нести Алику, так как покойнику она вроде бы и никто, а Алик - друг; к тому же и второй мужик у нее помер, ввергнув вдову в немалые расходы и хлопоты, а посему, кроме благословения на подвижничество, дать она ничего не может.
Алик в душе меркантильность бывшей подруги Григория осудил, но спорить с ней не стал, рассудив, что лично свой долг он исполнил, и даже дал себе торжественное обещание возвести на могиле мраморный памятник, если, конечно, разбогатеет. А в конце концо - с памятником, крестом или без них - какая покойному разница? К такому мнению пришел он в итоге, и данный поворот мыслей был для Алика характерен.
Разбогатеть же вскоре действительно привелось: один из пассажиров такси, которого Алик зацепил в аэропорту, оставил в машине портфельчик, и в нем обнаружил Бернацкий тридцать пять тысяч долларов наличными, какие-то непонятные бумаги и вполне понятные кредитные карточки разнообразных компаний.
По горячим следам Адольф покатил в торговый центр, где буквально за час отоварился тысяч на пять, подставив в роли покупателя, за ящик дешевой водки "Алекси", одного из брайтонских алкашей, бывшего жителя города Львова.
После, перевезя груду товаров в квартиру к знакомой даме, где оставил и портфельчик, порулил домой.
У квартиры его встретили двое испанцев. Из их взволнованной речи Алик уяснил, что они - ребята серьезные, работают на крутого босса и, если Алик не вернет кейс, его тут же порежут.
Неверующий Алик божился, что ничего не знает, ничего не видел, спустился вниз, к такси, где обследовал вместе со своими потенциальными убийцами багажник и салон, но ни малейшего следа портфеля, к своему великолепию разыгранному огорчению, не обнаружил.
Испанцы Алику с трудом, но поверили. То есть как? - не убили. Помахали ножами, располосовав новенькую кожаную куртку, и дали время на раздумье до утра. А буквально через час раздался звонок. Звонил склеротический (прилагательное Алика) босс бандитов, подтвердивший слова своих подчиненных - дескать, пусть Алик выкручивается, как хочет, но чтобы завтра к утру портфель был возвращен, иначе с ним, Бернацким, произойдет то же, что и с его такси. Отбой.
Справившись с долгой оторопью, Алик сбежал по ступенькам вниз, к подъезду. У арендуемого им "желтого кэба" толпилась публика. Автомобиль являл зрелище плачевное. Как утверждали свидетели, автоматные очереди, раздавшиеся из проезжавшего мимо "вольво", в считанные секунды изувечили машину до неузнаваемости.
Алик просунул палец в одну из пробоин и всерьез призадумался...
Вспомнил попутно о сегодняшних покупках по кредиткам еще не ведающего об этом шефа разбойников...
Через два часа, информировав хозяина такси, что пришла пора обратиться в страховое агентство, Адольф Бернацкий с двумя чемоданами нажитого честным трудом барахла, цветным телевизором и магнитолой выезжал из подземного гаража, находящегося в доме, на своем восьмицилиндровом "олдсмобиле".
Он покидал печально известный своей преступностью город Нью-Йорк, отправляясь на западное побережье, в Сан-Франциско, к землякам, недавно эмигрировавшим туда из Союза. Земляки имели влиятельных родственников в тамошней общине, и уж на что на что, а на работу таксистом Алик мог рассчитывать. Жить ли на берегу Тихого океана или Атлантического - принципиальной разницы для него не представляло.
Уже стемнело, когда он подъезжал к Манхэттену - каменной сказке с подсвеченными шпилями и куполами небоскребов, миллиардами огней, отражавшихся в Ист-Ривер, перечеркнутой мостами, - символу Америки, созданному великолепной фантазией зодчих со всего света.
А через час столица мира сгинула за спиной и зарябила в глазах Алика светящаяся в ночи выпуклыми пирамидками разметка скоростной дороги, уходящей на запад. Рядом на бархате сиденья тускло блестел натуральной крокодиловой кожей портфельчик с тридцатью пятью тысячами зеленых...
Как оказалось впоследствии - фальшивыми, вот почему столь и беспокоились о портфельчике бандиты, опасаясь, что дилетантов-распространителей быстренько выявит ФБР... Но печальную эту истину Алик узнает уже в Сан-Франциско, когда хозяин бара, родственник тамошних Аликиных друзей, сунув первую же сотенную в машинку для проверки купюр, возвратит Адольфу деньги обратно, покачав укоризненно головой...
Ему-то, впрочем, Алик денежки и запродаст: по настоящей пятерке за ненатуральную сотню. Сплавит ему же Алик по дешевке и приобретенное по кредиткам испанца барахло...
С разочарований начнется бытие Бернацкого на западном побережье.
ИЗ ЖИЗНИ БОРИ КЛЕЙНА
Боря Клейн являл собой образец истинного арийского красавца. "Белокурая бестия" - про него. Мужественное лицо, пронзительные голубые глаза, твердый подбородок, фигура атлета, напор и жизнелюбие.
Отжаться от пола двести раз или пробежать по размытой от дождя пашне тридцать километров не составляло для Бори никакой трудности. О незаурядной физической силе его говорит один из эпизодов, когда столкнулся Боря лоб в лоб на "Жигуленке" с "КамАЗом", управляемым нетрезвым водителем, и попытался водитель в ужасе прозрения с места происшествия скрыться, ибо "Жигуленок" представлял из себя жестяное месиво, а уж что случилось с водителем - описать мог лишь протокол судебно-медицинской экспертизы; и скрылся уже, как думалось пьянице, когда, сдав задом с односторонней улицы, куда в дурмане заехал с обратной стороны, он ринулся прочь, но вдруг, километра через четыре, притормозив на светофоре, увидел в зеркальце размашисто бегущую фигуру с рулем от "Жигулей" в руке. И прежде чем сообразить, что это и есть живой труп, был извлечен из "КамАЗа" наружу, серьезно рулем бит и представлен для разбора происшествия в ГАИ.
Помимо фантастической силы, присутствовал в Боре логический, присущий немцам ум, но ум живой, гибкий, социально отточенный, - видимо, оттого стал Боря в свое время кандидатом математических наук, однако от стези преподавателя-доцента в вузе отказался и, презрев зарплату в несколько сотенных, подался в круги иные, близкие к теневой экономике, валютчикам и спекулянтам автомобилями.
Комбинации на этих поприщах Борей выдумывались изящные, прибывали деньги, появилась дача в подмосковной Малаховке, "ауди", на которой, помимо бизнеса, ездил он в леса, где бегал в снегах, а затем, разгоряченный, голышком купался в сугробах водилось за ним такое пристрастие, как у других, например, к регулярным возлияниям.
Так бы и жил Боря не тужил, если бы к персоне его не стали активно присматриваться милицейские власти да и запутался он в великом множестве женщин, слепо его обожавших.