Четырех жен с девятью детьми содержал Борис. А кроме того, познакомившись как-то с заезжей американкой-аспиранткой, завел с ней нешуточный роман, получив впоследствии известие из Америки, что там, в заокеанской дали, рождена его иностранной подружкой дочь и зарубежная его семья ждет не дождется отца.
Вот и возникла у Бори мысль: а не свалить ли? От опасности воздаяния за свершенные валютно-спекулятивные мероприятия, от притязаний на него многочисленных супружниц, да и вообще... Не нравилось Боре в стране трудящихся. С каждым годом представлялась она ему все отчетливее и отчетливее в образе некоего динозавра - огромного, с маленькой головкой и прожорливой зубастой пастью; динозавра, пожирающего самого себя: свою плоть, мозг, топчущего все вокруг... Взять хотя бы экологию. Снега, в которых он бегал, становились подозрительны в смысле чистоты, равно как и леса, где они лежали. А уж о городах и говорить не приходилось. Радиация, смог, грязь все нарастающей волной давили на здоровый организм Бори; законодательство кололо, как выскочившая из матраца пружина, напирал и личный фактор: прознав друг о друге, закружили карусель со скандалами и угрозами обремененные здоровыми Бориными отпрысками супружницы, и пришлось Борису на всякий случай выкупить себе вызов на постоянное жительство из государства Израиль, благо фамилия его арийская сходила в этой стране за иудейскую.
Разрешение на выезд в условиях начинающейся демократизации было получено холостяком Борей быстро, но с отъездом он не спешил, зарабатывая валюту и изыскивая способы ее переправки за пределы оставляемой родины.
Однако накал страстей, бушевавший среди супружниц, достиг пика, и одна из них, по имени Галя, проведав о планах отца ее незаконнорожденного дитяти и, осознав, что обещание жениться подлая ложь, решилась на крайнее, добровольно рассказав заинтересованным органам правопорядка кое-что из жизни Бориса Клейна.
Ах, логика женщины: не мне, значит, никому... Даже если пострадаю сама.
Да, шла Галина на риск, ибо не только была посвящена в таинства Бориных махинаций, но и сама принимала в них активное участие: работая в ГАИ, выписывала разные документики на нечестные машины с перебитыми номерами кузовов и двигателей.
Однако ангел-хранитель, курировавший Борю, был бдителен, да и Борис не плошал.
Памятным вечером, возвращаясь после спортивной пробежки из лесопарка и неся в авоське спортивные трусы, майку и кило купленных по пути к дому помидоров, узрел Боря у своего подъезда желтую милицейскую машину и две черные "Волги" и замедлил шаг, тревожно прищурившись.
После позвонил по своему адресу из телефона-автомата.
- Алло? - ответил голос супружницы номер пять, и сказал Боря в ответ со вздохом:
- Понял.
"Алло", а не обычное "да", означало нахождение в квартире неизвестных лиц известной милицейской масти.
То, что виною всему Галина, Боря понял мгновенно, он умел выкристаллизовывать истину из сумятицы обстоятельств, а истина была хреновой: светило Боре с учетом следственных и судебных игр, двенадцать лет.
Отставив в угол кабинки телефона авоську со спортпринадлежностями и овощами и, косясь в сторону желтой и черных машин, Боря осмотрел бумажник. Тысяча триста рублей, техпаспорт "ауди", водительское удостоверение и - виза на выезд, ее он постоянно носил у сердца.
Далее прикинул Боря: завтра - воскресенье. Замечательный денек, когда отдыхают практически все граждане, включая сотрудников милиции и даже КГБ...
Рой смутных мыслей поднялся в голове Бори, всплыло американское лицо далекой будущей жены, вышки с часовыми, виденные им не раз, хотя и издали...
Сложно и путано мыслил Боря в сей момент, однако - верно. И, подхватив авоську, неспешно двинулся по улице прочь от дома обетованного с зареванной супружницей под номером пять, покуда не остановил такси.
- Шеф, "Шереметьево-два".
Истинно говорю вам: так было. То ли Борю любили женщины, то ли опять-таки подсобил Aнгел-хранитель, так или иначе, но всего за пятьдесят советских смешных рублей и букет роз уговорил красавец Боря некрасивую кассиршу продать ему билет "Москва - Вена", и был билет продан.
Продремав ночь в зале ожидания, предстал Борис перед таможенниками. В спортивном костюме, с авоськой.
- А имущество? - спросили строго.
- Это и есть имущество, - прозвучал кроткий ответ.
Мальчик-пограничник в стеклянной будке принял равнодушно визу и уткнулся в компьютер, проверяя подлинность документа.
Боря, испытывал слабость в тренированных ногах, вглядывался в лицо солдатика, постигая с несвойственным ему страхом, что ложится на это румяное лицо тень какой-то ненужной озабоченности.
Солдатик поднял на Борю холодные глаза и потянулся рукой куда-то в сторону, нажимая, видимо, на хитрую кнопочку, и тут же к будке подлетели еще два солдатика и капитан погранвойск, оттеснили Бориса от турникета, и, сладко улыбаясь, капитан поведал, что, дескать, произошло кое-какое недоразумение, а потому - пройдемте...
"Вот и начинаются мои двенадцать лет", - подумал Боря, но капитану сказал иное. Сказал, что на руках у него валютный билет, предупредил офицера об ответственности, о возможности разжалования и прочих бедах, но не смутился капитан, а, заулыбавшись еще милее, ответил, что за билет погранвойска заплатят, а за действия - ответят.
Через две минуты Борис уже находился на личном досмотре, а через час - в камере. Затворил дверь камеры тот же самый капитан, причем на лице его улыбка уже не светилась, улыбался он там, в праздничной суете аэропорта, а здесь, в своей стихии, вел себя естественно.
Каждая минута из последующих двух часов стоила Борису седого волоса. Думы одна мрачнее другой сталкивались в его голове, не высекая ни малейшей искры надежды.
А через два часа в камеру вошел полковник погранвойск и еще один тип в летной форме, но ясно, что не пилот.
- Ваша виза, - заявил полковник, - аннулирована.
- Почему? - возмутился Боря простодушно.
- Вот об этом мы вас как раз и хотели спросить, - заметил тип в летной униформе. - Ваша виза аннулирована... ОВИРом.
- А вы, наверное, командир корабля? - спросил Боря. - Что, рейс задерживается?
- Рейс улетел, - сказал тип в летном раздраженно. - Так может, вы соблаговолите объяснить, почему...
- Я?! - возмутился Борис повторно. - Объяснить? Я из-за вас потерял все... Билет, новую родину... и должен еще объяснять вам почему? Не угодно ли вам объяснить это мне?
Боря театрально гневался, сам же соображая: расчет на воскресный день оказался верен, комитетчики попросту не сумели созвониться с нужными людьми из милиции.
- Езжайте в ОВИР по месту жительства, - произнес полковник, возвращая Борису авоську. - И разберитесь там... Мы ни при чем.
"Благодарю за совет", - едва не сорвалось у Бори с сарказмом, но - удержался.
- А виза? - строго спросил он. - Не вижу визы.
- Зачем вам недействительная виза? - в свою очередь осведомился полковник.
- Это для вас она такова, - ответил Боря. - Для меня же виза - основной документ. Там фото с печатью, прочие атрибуты моей неповторимой личности. Вот выйду сейчас я на улицу, а ко мне - милиционер... - Он козырнул собеседникам. - Ваши документики, гражданин! Что, я ему буду рассказывать об аннулированной визе, а он будет меня слушать, тем более и слов-то таких не знает?.. Визу - вернуть! - закончил категорически.
Люди в разных форменных одеждах очень одинаково переглянулись. Во взглядах их читалась мысль: все равно документу грош цена...
И через пятнадцать минут, извлекши остаток денег из-за общественного аэрофлотовского унитаза, Боря бежал к стоянке такси, вынашивая на ходу спасительную, хотя и рискованную крайне идею.
Впрочем, о риске он теперь не думал. Игра пошла беспощадная, будь что будет! Так решил он, мчась на такси в центр Москвы, к одной из своих случайных знакомых дам, профессиональной машинистке, разглядывая возвращенный ему документик. На документике было, в частности, напечатано: "Выезд через Шереметьево-2".