Она казалась такой слабой и беспомощной, почти девочкой. Нежный невинный рот, гладкий лоб, небольшой аккуратный нос – все внушало желание заботиться и защищать это чудесное создание. Он осторожно присел рядом, убрал со щеки рыжую прядь и подивился шелковистости и той, и другой.
А тело… Взгляд скользнул ниже, туда, где мерно поднимались и опадали округлые груди, к сладострастному изгибу бедра, к длинным стройным ногам. Тело в отличие от лица принадлежало зрелой женщине.
Алехандро еще ни разу не видел ее полностью обнаженной, даже в ту ночь, когда они зачали ребенка. Но роскошные формы, которые не могла скрыть одежда, обещали такое блаженство, что у него пересохло во рту.
Он хотел ее. Очень…
Хотел целовать, трогать, гладить ее, пока она не начнет стонать в ответ от еле сдерживаемой страсти, пока не станет молить взять ее и положить конец сводящей с ума пытке ожидания.
Он хотел всего этого и много большего. С самой первой минуты, когда увидел ее там, на выставке. Не имело смысла задавать себе глупые вопросы, пытаться анализировать, чем именно она отличается от всех других женщин. Просто отличается, и все. И если бы он был не трезвомыслящим бизнесменом, а обычным смертным, склонным к романтичным заблуждениям, то сказал бы, что не мистер Уорден, а сама судьба свела их вместе.
Эрика пошевелилась и что-то пробормотала во сне. Вытянула ноги, повернулась на спину и обняла руками живот, где мирно спал их малыш.
Каким он будет, этот ребенок? Девочкой, такой же красивой, как мать? Мальчиком, высоким, как отец, и столь же преданным ей с первого вздоха, первого взгляда? Будут ли у них еще дети, зачатые в любви и без спешки?
Пристальный взгляд Алехандро потревожил неглубокий сон, Эрика вздохнула и заморгала. Медленно-медленно подняла ресницы, взглянула на него… И моментально милые зеленые глаза наполнились каким-то боязливым беспокойством.
– Ты давно тут сидишь? – хрипловато спросила она.
Он провел рукой по щеке – нежно, любовно.
– Секунду-другую, querida. – И снова подумал, прав ли был, привезя ее сюда, в этот угрюмый дом. Довольно и того, что ей приходится справляться с тяготами беременности. Разве стоило добавлять к этому и проблемы общения с теткой, которая, похоже, медленно, но верно сходила с ума?
Эрика облизнула пересохшие губы, обвела глазами комнату, заметила, что за окном начинает темнеть.
– Сколько времени?
– Начало восьмого.
– Так поздно? Почему ты не разбудил меня раньше? Я должна была привести себя в порядок и быть внизу почти полтора часа назад. Твоя тетка, наверное, вне себя от ярости. – Она села на кровати и быстро спустила ноги на пол.
– Ничуть не бывало, – ответил Алехандро, поддерживая ее, когда от резкого движения у нее закружилась голова. Щеки Эрики раскраснелись, и вся она пахла чем-то невыносимо трогательным, так что ему пришлось приложить неимоверное усилие, чтобы не начать целовать ее. – Она поймет.
Но Эрика взглянула на него скептически.
– Твоя тетка совсем не понимает меня. И не стремится понять. – Оттолкнув его, Эрика схватилась за спинку кровати. – Я представляю собой угрозу всему, чем она дорожит в этой жизни. Она решила, что будет ненавидеть меня еще до того, как увидела.
Алехандро с трудом отвлекся от искусительного зрелища, заставил себя думать о другом и сказал:
– Она просто верна традициям. Ей и в голову не приходило, что я могу жениться на североамериканке. Но против тебя лично она ничего не имеет.
– О, побереги свое красноречие для другого случая, Алехандро, – насмешливо ответила Эрика. – Я отлично видела выражение ее лица, когда ты знакомил нас. Да будь это в ее силах, она бы заставила землю разверзнуться и поглотить меня.
– Но это не в ее силах, – утешительно заметил он, – и ее мнение меня мало волнует. Даже моя мать, и та не могла бы заставить меня изменить решение. Эрика, querida, я женился на тебе по собственной воле. Хотя поспешность нашей свадьбы несколько потрясла Хуаниту, но теперь она уже успокоилась, и, уверяю тебя, ты увидишь, насколько тетя гостеприимна. – Алехандро слегка подтолкнул ее к ванной. – Иди, освежись немного, а потом спустимся вниз, в столовую. Тогда ты убедишься, что я говорю правду.
Эрика с сомнением оглядела мятый костюм, в котором спала, и скорчила милую гримасу.