К.Ф.: Распад-восстановление семей, отцовства, материнства…
Ю.К.: Да, материнство, которое очернил феминизм, с трудом его сопровождая… «Мы», секуляризированные демократии, являемся единственной цивилизацией, в которой не ведется разговоров о материнстве. Мы думаем, что знаем, кто такая еврейская мать, а также католическая мать, возможно, благодаря покровительству Девы Марии… Но современной матери, при зачастую отсутствующем отце, остается лишь супермаркет и педиатр для удовлетворения потребностей детей и облегчения ее собственных тревог… И этого, кажется, недостаточно для тех, кто замораживает своих малышей… Детоубийство — не изобретение нашей эпохи, оно предается более широкой огласке современными средствами коммуникации. Тем не менее нельзя недооценивать тот факт, что в новых условиях жизни материнское одиночество встречается все чаще…
Однако, вопреки распространенным сплетням, в психоанализе ведется научно-исследовательская работа, позволяющая бороться с этими явлениями эффективнее, чем прежде, и эффективнее, чем другие виды психологического сопровождения. Например, знание пограничных состояний и методов их лечения, наблюдение за ранними отношениями матери и ребенка, сопровождение людей, страдающих аутизмом, взаимодействие с другими недугами начиная с детского сада и начальной школы. Психоанализ насыщается всеми этими подходами, которые я использую, проводя анализы со взрослыми пациентами. Чтобы максимально проникнуться их сложностью, прежде чем выбрать такт интерпретации…
Ф.С.: Одно краткое замечание. Недавно ты мне сказала: «Интересно: люди непрерывно получают новую информацию в так называемом реальном времени, и все такое; здорово, все вокруг бурлит… Но вот, что странно — когда речь заходит о них самих, им кажется, что они живут в консервной банке». Это просто потрясающе: человек ежесекундно глобализируется и при этом живет в консервной банке!
Во-вторых, ты мне сказала — мне это представляется крайне любопытным — что часто сталкивалась с невозможностью запомнить текст…
Ю.К.: С неспособностью прочитать…
Ф.С.: Я читаю, но не могу вспомнить прочитанное. Такие люди не страдают болезнью Альцгеймера, возможно, за исключением тех случаев, когда она развивается преждевременно, однако… Это явление вызывает у меня огромный интерес, потому что я усматриваю в нем один из признаков современной эпохи. Можно провести следующий эксперимент: я раздам текст из двадцати строк, принадлежащий любому автору, например, Жан-Жаку Руссо, через 10 минут я соберу листки с текстом, взглянем на вещи шире, и затем спрошу присутствующих о прочитанном. Уверен, результат будет ошеломляющим. Для этого я придумал глагол «забычитать», иной раз позволяющий мне сказать тому, кто считает, что знаком со мной: «Значит, вы меня забыпрочли». (Смех.) И это правда. Ты часто говоришь мне о такого рода жалобах твоих анализантов: «Я читаю, но мне не удается сконцентрироваться на том, что я читаю»; или: «Я не запоминаю прочитанное». Все должны читать, уметь читать и тому подобное. У меня иное мнение на этот счет: я думаю, что отныне мы находимся в колоссальном контрвнутреннем опыте.
Ю.К.: Люди, которые тебя «забыпрочли», пребывают в соллерсовской любоненависти… Они не лягут на мою кушетку. Они тебя «забыпрочли» потому, что они тебя «забычитают» в смешении любви и ненависти. Многие читают тебя, но ты не проявляешь снисхождения к их бедам, ставишь их под сомнение, а это их задевает…
Ф.С.: Ах, он меня забычитают… Погоди-ка, именно поэтому я настаиваю на поэзии. Пожалуй, с этим можно бороться путем заучивания наизусть стихотворений. Защищайтесь от всякого рода атак, заучивая стихотворения. Некоторые люди догадываются об этом, но их очень мало: они читают по памяти что-нибудь из Лафонтена, Бодлера…
Ю.К.: Ты коснулся проблемы, которую мы недостаточно обсудили, лишь вскользь упомянув о ней: роли языка, речи в опыте. Не Витгенштейн ли говорил, что опыт показывает себя, но не сказывает себя? Точнее: «Есть, конечно, невыразимое. Оно показывает себя; это — мистическое». «То, что может быть показано, не может быть сказано». «Понятно, что этика не поддается высказыванию». Он гениально защищает определенный опыт. Осмелюсь предположить, что существуют и другие опыты. Постфрейдисты, современные писатели, которые писали с твоей подачи для «Тель Кель» и «Инфини» и о которых эти журналы многое помогли понять, некоторые люди — в том числе я, да и ты, думаю, тоже, но по-другому, — утверждали, что это может быть сказано. Не окончательно, не полностью, но оно является частью опыта утверждения, что это может быть сказано. В начале, в письме, в психоанализе…