Он увидел сияние ее глаз и не стал ждать ответа, а лишь обогнул кровать, скинул халат и лег рядом с ней, подумав о том, что купидоны, изображенные на потолке, пришлись сейчас как нельзя кстати.
Сэмела не сводила с него глаз и, когда он повернулся и обнял ее, шепнула:
– Когда ты… поцеловал меня… это было так необыкновенно, так чудесно… я думала, что… то ли… грежу, то ли… уже в раю.
– Я хочу научить тебя любви, дорогая.
– Ты хочешь сказать… что… любишь меня?
– Конечно, я люблю тебя! У меня такое ощущение, что я люблю тебя уже добрую тысячу лет! Наверное, это так и есть, просто мы только сейчас нашли друг друга.
Сэмела перевела дыхание.
– Я чувствовала… то же самое… с того момента, когда… впервые увидела своего рыцаря в доспехах на вороном коне… и теперь я уверена, что ты прав… мы действительно любили друг друга миллион лет… и теперь мы вместе… раз и навсегда.
На последних словах она запнулась, словно задала вопрос, и герцог улыбнулся:
– Навечно, моя милая. Теперь я знаю, что ты – именно то, что мне было нужно: ангел, который будет наставлять меня и помогать и который занимает особое место в моем сердце. И я всегда буду боготворить своего ангела.
Сэмела издала радостное восклицание и сказала:
– Не может быть, чтобы… ты и вправду… говорил это мне! Должно быть, я все-таки вижу это во сне!
Герцог рассмеялся.
– Если ты спишь, то, значит, и я сплю, и позволь заметить, что это потрясающий сон!
Он целовал ее глаза, ее вздернутый носик и две ямочки на щеках, которыми всегда любовался.
Затем, когда он увидел, что ее губы ищут его, он коснулся губами ее подбородка, ее нежной шеи и наконец приник к губам.
Чувствуя дрожь ее тела, прильнувшего к нему, он понял, что сейчас в ней пробуждается женщина.
Затем герцог погрузился в такие глубины, каких еще не знавал, и которые, как небо и земля, отличались от тех, что ему приходилось испытывать в его многочисленных амурных делах.
Они давали не только физическое возбуждение, но и духовно возвышали, и доводили до экстаза, и он целовал и целовал ее, пока не уверился в том, что пламя, бушевавшее в нем, передалось и ей.
Он понимал, что должен быть нежен и осторожен, чтобы не напугать и не разрушить то полное доверие, с которым она отдавалась ему.
То, что происходило сейчас между ними, было поистине неотъемлемой частью их любви и также было частью их сливающихся душ, хотя герцог сторонился таких высоких слов.
Потом он обнаружил, что божественный экстаз, пробужденный им в любимой, заразил и его, и это было так необычно и восхитительно, что он тоже решил, что скорее всего грезит.
– Я… люблю… тебя. Я… люблю… тебя! – шептала Сэмела.
И, отвечая ей, он знал, что его слова имеют для него гораздо более глубокий смысл, чем когда-либо.
– Я люблю и боготворю тебя, моя совершенная женушка! – шептал он.
И на них снизошло ослепительное солнечное сияние, и вокруг пели ангелы.
Много времени спустя, когда спал солнечный зной, а грачи начали устраиваться на ночь в кронах деревьев парка, Сэмела сказала:
– Я чувствую… себя такой… счастливой… что мне даже… страшно!
Герцог привлек ее к себе поближе и сказал:
– Тебе больше нечего бояться. Я буду ухаживать за тобой, оберегать, и ты всегда будешь в безопасности, пока я жив.
– Я боюсь, что… все слишком… прекрасно. Господь… ответил на все мои молитвы.
Он привлек ее еще ближе, и тогда она подняла на него глаза и сказала:
– Я молилась, чтобы Он сделал так, чтобы… ты хоть немножко… полюбил меня… потому что моя любовь безмерна. Но теперь мне… просто не верится… что ты любишь меня так, как… говоришь.
– Именно это я и хочу доказать, – ответил герцог, – и, дорогая, у нас для этого будет масса времени, и нам предстоит заняться очень многими вещами.
– Я так ждала… от тебя этих слов, – ответила жена, – но я ужасно… боялась, что ты найдешь меня нудной, скучной и неподходящей для себя и захочешь заполнить свою жизнь другими… людьми.
Герцог смутно вспомнил, что именно это и было в его прежних планах, но теперь, казалось, все его прежние думы и намерения обратились в прах.
Он ощущал теперь только то, что она принадлежит ему, и не мог поверить, что в целом мире может быть что-нибудь более желанное и чарующее, чем держать ее в своих объятиях и учить науке любви.
– Я собираюсь увезти тебя отсюда, – сказал он, – как только поправлюсь и буду чувствовать себя в форме для такой поездки, в одно из моих поместий, где очень тихо и нас никто не сможет потревожить.
Сэмела тихо напомнила:
– Ты забыл кое о чем…
– О чем?
– На следующей неделе – скачки в Эскоте.
Герцог рассмеялся.
– Да, забыл, но это не имеет значения. Я пошлю своих лошадей, и, надеюсь, они выиграют несколько забегов и я получу Золотой кубок, но присутствовать на скачках мы с тобой не будем.
Сэмела недоверчиво смотрела на него.
– Ты это… серьезно говоришь?
– У меня медовый месяц, – твердо сказал он, – и я намерен получить в этой связи особый приз.
Сэмела спрятала лицо у него на груди.
– Теперь я знаю, – прерывисто шепнула она, – что ты… действительно… любишь меня.
– Я буду любить тебя так, мой ангелочек, – ответил герцог, – что ты больше никогда не усомнишься в этом.
Потом он тихо добавил, словно говорил сам с собой:
– Но я боюсь напугать тебя…
– Это невозможно. Когда мы целовались, это было… так великолепно… так волнующе… мне хотелось, чтобы это никогда не кончалось!
Герцог улыбнулся.
– А что ты при этом чувствовала?
– Как будто… в моей душе мерцают звезды!
– И ты была счастлива?
– Я даже не думала, что любовь… так совершенна и что Господь может вознести нас в небеса и… слиться с нами.
– Неужели ты чувствовала это?
– Более того. Я слышала музыку ангелов и вдыхала аромат цветов, которые, знаю, есть в раю. Но потом остались только ты и… твоя любовь.
После минутного молчания она испытующе спросила:
– А ты, чувствовал ли… что-нибудь вроде этого?
Герцог поцеловал ее в лоб.
– Ты обещала мне подарок из небесных сфер, и именно этот подарок, моя дорогая, бесценная женушка, я и получил.
Сэмела радостно воскликнула:
– Неужели это правда? Неужели я могла дать тебе что-то такое, чего тебе никто до меня не преподносил?
– Клянусь, что это правда! И, дорогая, я не могу дать тебе взамен ничего подобного.
Их губы снова слились, и, ощущая, как ее любовь передается ему и становится частью его любви, он думал, что их совместная жизнь будет совсем не похожей на его прошлую жизнь.
Давая себе клятвенное обещание оберегать ее, герцог понимал, что для этого придется соответствовать тому идеалу, который сложился в воображении Сэмелы.
Он был ее Рыцарем, ее Крестоносцем, и ее ни в коем случае нельзя разочаровывать.
Герцог обнял Сэмелу и, посмотрев ей в глаза, нежно сказал:
– Теперь я знаю, дорогая, что наш брак был заключен на Небесах. Таким он и будет всегда, а поскольку наша любовь божественна, она всегда останется с нами.
Говоря это, он удивлялся самому себе, ибо еще никогда ему не приходилось говорить таких возвышенных слов, но они исходили из его души, которой еще не владела ни одна женщина, и которая, он был уверен, теперь принадлежит Сэмеле.
– Я люблю тебя… Люблю! – шептала Сэмела, ликуя.
И когда сердце герцога забилось в такт биению ее сердца, его губы впились в ее рот, а руки прикоснулись к ее телу, она снова почувствовала, что ангелы уносят ее на Небо.
В воздухе звучала божественная музыка и слышалось пение ангелов, и их окутал божественный свет – очарование, сила и совершенство Любви.