— Не офис, а бордель какой-то! — летит хлесткое Самарину в спину, и я не успеваю даже обработать информацию, как в меня тут же впивается цепкий взгляд главы семейства Евсеевых. Яков Игнатьевич входит в кабинет вместе с Мирославом чертовски не вовремя.
— Здравствуйте, Яков Игнатьевич. Мирослав Станиславович, — голос дрожит, будто я снова в восьмом классе читаю стих на глазах у всей школы. Старший Евсеев недоволен и преисполнен отвращением, младший удивлен и даже немного растерян. Миновав родственника, Мирослав подходит ко мне. Слишком близко, я не готова к подобному тесному контакту, но когда это босса интересовали мои желания. Игнорируя вопросительный взгляд Самарина, Мирослав осторожно берет мою руку в свою и ведет большим пальцем по фалангам, ожидаемо не обнаруживая там кольца. Тысяча искр устремляется от ладони по телу — прикосновение нежное, слишком интимное, и я понимаю, что Мирослав продолжает игру. От волнения дышу чаще и пару раз открываю и закрываю рот, сдерживая поток рвущихся наружу вопросов. Слышу недовольное хмыканье Якова Игнатьевича — он все еще нам не верит. Мирослав подмигивает мне и улыбается, чуть сильнее сжимает мои пальцы, подбадривая, и задумчиво еще раз проводит по безымянному в том месте, где должно быть кольцо. Зачарованно наблюдаю за простым действом, поздно осознавая, что любуюсь руками босса: длинными пальцами и широкими ладонями, горячими и немного сухими, которые держат крепко. Мирослав вздыхает и, развенчивая напряженную тишину, тихо произносит:
— Снимите, пожалуйста, украшения на время совещания, вы ведь знаете дресс-код, — голос мягкий, вкрадчивый, а во взгляде мольба. Таким босса я еще не видела, зато теперь точно понятно, что харизмы ему не занимать. Нужно спросить, какие актерские курсы он прошел, чтобы так уверенно разыгрывать спектакль.
— Хорошо, — киваю и теперь сама хватаю Евсеева за руку, потому что с места сдвинуться не могу. Три пары глаз с любопытством меня разглядывают, будто я диковинная зверушка, а они случайно оказались в зоопарке (что таких важных персон занесло специально в зоопарк, я не верю).
— И возьмите блокнот или ноутбук, вы понадобитесь на совещании в качестве секретаря, нужно будет после оформить пост-мит.
— Конечно, все будет сделано, — соглашаюсь моментально и наконец избавляюсь от тесного контакта с Мирославом. На ладони все еще тает фантомное ощущение мужской руки, поэтому растираю ее пальцами. — Вам чай или кофе? — перевожу тему, настраивая мужчин на рабочий лад.
— Кофе.
— А вам, Яков Игнатьевич? — поворачиваюсь к старшему Евсееву.
— Достойную невестку, — отмахивается он, не переставая возмущаться. — Я сюда не отдыхать приехал. Бутылку прохладной воды в стекле. Без газа, разумеется.
— Хорошо, — пулей вылетаю из кабинета, надеясь, что мне удастся пережить эту встречу.
Раздраженно цыкаю, понимая, что совершенно забыла о присутствии Самарина, который слишком уж затаился, наблюдая за нами. Ладно, этот не взбесится из-за отсутствующего кофе. Вхожу на кухню и суетливо осматриваюсь, будто не знаю здесь все наизусть. Достаю пачку молотого — бороться с кофемолкой нет ни сил, ни желания, тело обмякает, и мне приходится упереться руками в стол, чтобы не оказаться на полу. Голова идет кругом — нужно выдохнуть это безумие и вернуться в зал для совещаний с гордо поднятой головой и не пролитым на салфетки кофе.
Как там говорит Иринка: «Если в голове много мыслей, надо занять руки». Пара глубоких вздохов — разминаю плечи, вращая их вперед-назад, и принимаюсь за работу. Холдер, кофе, темпер — все действия механические, лишенные души. Никогда еще так бездумно не готовила, обычно хоть немного стараюсь.
Разной степени ужасности предположения атакуют голову, выходят на первый план и вынуждают наблюдать за всеми возможными сценариями, где старший Евсеев играет главную роль. Успеваю подумать о том, что нам с Мирославом придется притворяться перед его родственниками и всякий раз разыгрывать любовь под пристальным наблюдением Якова Игнатьевича, который в лучших традициях Станиславского кричит «Не верю!» Как наяву вижу несчастливый финал разведенной женщины, по которой глава семейства Евсеевых пускает меня под пресс своего авторитета, оставляя лишь мокрое место. Разыгрываю даже сценку, в которой мне удается сбежать из страны, чтобы только никогда не попадаться на глаза Евсеевым.
— Ксения, — голос доносится как сквозь толщу воды. — Ксения, с вами все в порядке? — Мирослав касается моего плеча и несильно сжимает. Вздрагиваю и часто моргаю, с трудом фокусируюсь на обеспокоенном лице босса. Плечо горит — торопливо высвобождаюсь из плена горячих пальцев и позорно отступаю, чувствуя ускоренный бег крови по артериям.