— Артем, — мама, словно нарочно, скребет ножом по керамической тарелке. Делаю большой глоток вина и радуюсь, что для меня интервенция начнется чуточку позже, — я даже не буду спрашивать, как это произошло. Случилось и случилось, — произносит на выдохе. И можно было бы в этом разглядеть желание избежать нравоучений, но нет: мама на самом деле рада, что все так сложилось, потому что спит и видит, как Тема отправится работать к своему отцу в бюро. — Но нужно жить дальше и думать о завтрашнем дне, а не сидеть на шее сестры.
— Он и не сидит, — вступаюсь за брата, потому что Артем совершенно не в состоянии давать адекватные ответы. Он запихивает большой кусок мяса в рот, готовя идеальное оправдание своему молчанию. — Мы с Темой все честно поделили, и он тоже вносит финансовый вклад в съем жилья.
Брат благодарно кивает и немного расслабляется. А вот по недовольному взгляду мамы понимаю, что зря я влезла: сейчас устроит допрос и потребует предъявить чеки, чтобы все проверить.
— И откуда деньги? — смотрит строго то на меня, то на него. — Ему об учебе думать надо, а не о том, где бы заработать на крышу над головой.
— Мам! — рявкает Артем. — Сам разберусь. К отцу кланяться не пойду, даже не проси.
— Нет, ну а ты куда смотришь? — понимая, что от Темы ничего не добиться, взывает мама к моей совести. — У него скоро диплом! А он будет по стройкам шататься, чтобы денег заработать? Спортивной стипендии теперь не видать, денег ему отец не даст, и что? Будет приживалкой твоей?
— Ну, во-первых, мы все же не чужие друг другу люди, — отвратительный разговор, — так что приживалкой Тему точно не назовешь. А во-вторых, если у Артема возникнут трудности, то мы справимся с жизнью и на мою зарплату, если ты помнишь, она у меня не копеечная.
В подтверждение моим словам мама осматривает кухню и тяжело вздыхает. Да, знаю, что обо мне мы тоже поговорим, и там меня защищать будет некому. Но хотя бы брата отстою — вдруг на меня сил не останется.
— На все-то у тебя есть ответ, — сокрушенно качает головой. — Но ты Артему не мать, а сестра, и ответственность за него тоже не тебе нести.
— Мам, мне уже двадцать один. Хватит со мной носиться, как с ребенком.
— Пока я с тобой носилась, тебя не выгоняли из команды.
— Боже! Да сколько можно опять эту пластинку заводить? Выгнали, и фиг с ним. Новую команду найду, если надо будет!
Горячий спор прерывает звонок в дверь. Мы переглядываемся, не понимая, кто решил разбавить наши семейные посиделки, но мама с Артемом быстро возвращаются на исходные, а я, пользуясь случаем, ускользаю в прихожую. Надеюсь, это не Ира решила меня добить внеплановым визитом. А может, соседи пришли жаловаться на шум? Такими темпами меня отсюда быстро выселят. «Здесь приличный дом и вести себя нужно соответствующе, — сказала мне пятидесятилетняя женщина, поправляя идеально начищенные очки: — Своевременная оплата, порядок, никаких вечеринок и шума». И я свято соблюдала все правила два с половиной года. Когда-то мне должно зачесться?
— Мирослав? — спрашиваю тихо, открывая дверь. Только его для полной картины не хватает. — Что ты здесь делаешь?
— Приехал оказать моральную поддержку, — в доказательство своих слов он выставляет вперед бумажный пакет: — Здесь вино, фрукты, конфеты и сыр. Впустишь? — улыбается обезоруживающе, а я забываю, что в нескольких метрах от меня разгорается скандал, и киваю, отступая в сторону.
— Да, но только если ты привез сухое белое, — посмеиваюсь, потому что впустила бы его даже с мерзко-сладким красным, — и если ты готов к семейным разборкам.
Пояснять не приходится: мама переходит на крик, а Артем не уступает ей в рвении отстоять свою правоту. Долго оставаться слушателями нам не приходится: брат вылетает в прихожую, запихивает ноги в кроссовки, сминая задники, хватает куртку и, поздоровавшись с Мирославом, уходит, игнорируя требование мамы вернуться и закончить разговор нормально.
— Весело у вас, — констатирует Евсеев и снимает пальто. Неужели останется? Хмурюсь недоверчиво, и он щелкает меня по носу, вмиг развеивая напряжение и взвинчивая до предела неловкость. — Ну, веди знакомиться. Успела что-то рассказать?