Вот непруха! Раз в жизни я красиво загорела, так в Нью-Йорке стоял собачий холод, и пришлось закутаться до бровей!
В порту нас ждал Гарик, замёрзший и промокший. Он с таким восхищением и виноватой улыбкой посмотрел на маму, что сердце моё дрогнуло. Гарик и мама замерли в объятьях друг друга, а я развлекалась тем, что всё это фотографировала.
Мы поехали домой обедать, и Гарик хвостом ходил за мамой по квартире, глядя на неё глазами влюблённого третьеклассника.
Вдруг он хлопнул себя по лбу:
— Совсем забыл! Ведь перед отъездом ты оставила мне записку, вот она!
Гарик вытащил из бумажника аккуратно сложенный листочек, развернул его и с выражением произнёс:
Прочитай сколько хочешь книжек,
Переслушай хоть тысячу плёнок,
Но пока не набьёшь себе шишек,
Ты капризный большой ребёнок!
Меня эти твои стишки жутко разозлили! Я не спал всю ночь! И написал тебе ответ:
Пусть прочёл я много книжек,
Пусть набил я много шишек,
Мне не больно от этих шишек,
Зато я прочитал много книжек!
Мы с мамой посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, хором подхватили нашу любимую считалку:
Мышка сушек насушила,
Мышка мышек пригласила,
Мышки сушки кушать стали,
Зубы сразу же сломали!
От того, что у нас так складно это получилось, мы одновременно прыснули, но потом вспомнили, как мы неудачно последний раз вместе посмеялись перед Бермудами, затихли и испуганно уставились на Гарика. Но он не рассердился.
— Вы что, это сейчас сами сочинили?
— Нет, конечно, — прыснули мы, — это же из «Чебурашки»!
— Какого Чебурашки? — удивился Гарик.
Тогда мы взялись с мамой за руки, хороводом пошли вокруг Гарика и запели:
Я был когда-то странной,
Игрушкой безымянной,
К которой в магазине
Никто не подойдёт!
Теперь я — Чебурашка,
Мне каждая дворняжка,
При встрече сразу лапу подаёт!
— Чебурашка, — объяснила я Гарику, как маленькому, — это такой зверёк, который всё время чебурахается, и у него большие уши!
— Первый раз слышу, — пробормотал Гарик, — но с вами не соскучишься!
— А это нам все говорят! — опять хором хихикнули мы.
Мама села к Гарику на колени, обняла его за шею и пропела:
Теперь со мною Гена,
Он не обыкновенный,
А самый лучший в мире крокодил!
И стала целовать Гарика то в одну щёку, то в другую.
Я поняла, что им уже не до меня, быстро поела и при первой же возможности улизнула. Мне тоже было с кем встретиться.
Нам с мамой показалось, что Гарик жалеет о своём срыве, и мы решили больше об этом не вспоминать.
Жизнь потекла как раньше. Мама не расставалась с Гариком, а у меня своих дел было по горло. Погода поправилась, и вообще всё было очень хорошо!
МАМА
Ко дню рождения Гарика я готовилась, как к вступительному экзамену. Не знаю почему, но меня не покидало ощущение, что кто-то невидимый будет ставить мне оценку, от которой может измениться моя судьба. Втайне я надеялась, что придёт его мама, поэтому мне хотелось показать себя в лучшем свете. Противная Циля и заносчивая Нина были приглашены давно, не было сомнения, что они придут как настоящие экзаменаторы.
Вместе с Гариком мы купили все необходимые продукты, и у себя дома я два дня не отходила от плиты — жарила, тушила, пекла. Были приготовлены все фирменные блюда, которыми славилась наша семья.
В назначенный день Гарик заехал за мной, и я, нагруженная кастрюлями, замирая сердцем, поехала к нему накрывать на стол.
К моему разочарованию, свою маму Гарик не позвал, а когда я искренне удивилась и заикнулась, что на день рождения в первую очередь зовут мам, братьев и сестёр, он разорался так, что от страха я забилась в угол дивана и не знала, что делать.
— Это не твоё дело! Не суйся, когда тебя не спрашивают! Я недоволен! Я оч-ч-чень недоволен!!!
Гости должны были прийти с минуты на минуту, а мне хотелось домой и плакать. Красиво хлопнуть дверью и проучить неблагодарного я не могла, поскольку очутилась так далеко от дома, что надо было добираться машиной. Вызывать такси и ехать одной из этого района — тоже небезопасно, об этом я хорошо была наслышана. Я почувствовала себя в ловушке, и меня затрясло.
Гарик оборвал крик на полуслове, подбежал к окну и высунул голову наружу. Хорошо, что погода испортилась, и сильный ветер охладил его несправедливый гнев. Постояв у окна несколько минут, Гарик подошёл ко мне, опустился на колени и положил голову на мои руки.
— Прости меня, дорогая, хорошая, прости меня, забудь, я был не прав.
«Ну что скандалить, — вздохнула про себя я, — у человека день рождения! Пусть зовёт кого хочет! Надо было мне выступать!»
Я погладила седую щёточку его волос.
— Вставай, гости сейчас придут, а ты еще без рубашки. Иди одевайся!
Циля и Нина пришли с мужьями. Мужа Нины, огромного, толстого и флегматичного, я уже знала, а мужа Цили видела впервые. В лице его было что-то от коршуна. Он был похож на злого колдуна из «Лебединого озера».
Гости шумно и горячо поздравили Гарика, обошли меня, как пустое место, и сразу направились к столу.
— Гарик, что же ты хвастался домашней кухней? — насмешливо взвизгнула Нина. — Пока что на столе одни закуски из магазина!
— Не беспокойтесь, — подала голос я, — остальное на плите и в духовке. Садитесь за стол, я всё подам!
Настроение было испорчено окончательно. Застольная беседа не клеилась. Мужчины без тостов пили водку, одну рюмку за другой. Циля и Нина перешёптывались, переглядывались и перехихикивались. Я молча подавала и убирала, поглядывая на именинника, который пил и хмелел всё больше и больше. Когда гости наконец-то ушли, Гарик был совсем пьян.
Я мыла посуду, а Гарик сидел за столом, курил и ворчал:
— Ты думаешь, я не видел, как они с тобой обращались? Я всё видел! Я всё понимаю! Они считают, что ты — блядь, потому что живёшь со мной! А они хуже тебя, потому что они — скрытые бляди! Нинка-то наша! Королева сраная! Со всеми спала-переспала и до замужества и после! И с мужем сто раз из-за своего блядства разводилась, но он её пожалел! А теперь они гордые, они при мужьях! Цилька-стерва — тоже блядь, весь дом об этом знает, а я особенно! Что она тут выделывала, пока её муж десять лет в отказе сидел! Недаром, когда он приехал, она вырядилась, причёску сделала, на аэродром поехала его встречать! Дура! Он к ней даже не подошёл! В ногах у него валялась! Он сначала в упор её видеть не хотел, а потом сломался, куда ему деваться? Ни языка, ни работы, а Цилька с квартирой, устроенная, при деньгах! Вернулся к ней. А что толку? Живут все друг с другом как враги, а перед тобой выдрючиваются! Бляди — они бляди и есть!
— Ну, ладно, кончай базар! — оборвала я поток пьяного откровения. — Чёрт с ними со всеми. Пойдём лучше спать, я дико устала!
В спальне Гарик вдруг набросился на меня и стал больно мять, щипать и рвать моё тело руками. Лицо его было жуткое, с сатанинской, садисткой, кривой ухмылкой.
— Прекрати! — закричала я, отбиваясь. — Прекрати сейчас же! Что это на тебя нашло? Как ты себя ведёшь? Хамство какое!
Гарик весь сжался, съёжился, как от удара, лицо его вмиг стало жалким и обиженным. Он свернулся калачиком и моментально уснул, а я еще долго лежала и плакала в темноте, не заметив, как на полу всхлипе провалилась в сон.
Утром я проснулась от того, что Гарик гладил меня по щеке и целовал, чуть прикасаясь губами.