— И что, позволь узнать, тебя так насмешило в испорченной трапезе?
— Что ты опять убегаешь, — резкий брошенный взгляд сереброволосого пронзил воздух заточенным кинжалом. — Вновь винишь меня во всех грехах и сбегаешь.
— Чтобы я тебя не винила, достаточно вести себя иначе.
Он недоверчиво поморщился, но взгляд остался холодным. Расчетливым.
— Как бы я себя ни вел, ты меня не примешь. Не будешь довольна моим обществом, не прекратишь избегать неизбежного.
Проглотив ругательство, я закусила губу, складывая руки на груди и готовя ответ, но мужчина не закончил:
— Ты трусишь. Боишься меня.
— Неправда!
— Тогда почему стараешься смыться? Даже сейчас, маленькая госпожа.
Светлые ресницы дрогнули, слегка прикрывая глаза, а мне не оставалось ничего, кроме как клацнуть зубами и рухнуть обратно на стул.
— Ничего я не сбегаю.
— Хотелось бы верить, — недовольно буркнул он, потянувшись за ветчиной.
Молчание Аметиста никогда не было тягостным. Скорее напротив: напряжение звенело именно в разговорах, но молчание… С ним это было просто. Каждый думал о своем, не скрывал этого и не беспокоился о лишних переживаниях. Только вот сблизиться нам это никак не помогало.
— Что сделать, чтобы ты перестала меня бояться?
— Я тебя не боюсь.
— Ты лжешь. Я вижу, как в моем присутствии твоя аура дрожит, рассыпая красные крошки.
— Что?
Аметист перевел на меня свой безразличный взгляд:
— То, что я вижу, — правда. И хоть ты и пытаешься храбриться, но я тебе не нравлюсь. Пугаю, настораживаю. А со своими мужьями ты другая: твоя аура светится ровно, ярко, нежно-голубым светом.
Я невольно нахмурилась.
— Хорошо, допустим. Но ты должен понять, что наш союз был вынужденным, и ему не миновать сложностей.
— За Кристиана, Тумана и Лиама тебя тоже отдали против воли, — парировал этот… всезнайка. — И чем я отличаюсь от них? Тем, что в этот раз ты выбирала сама и ошиблась?
— Я не ошиблась.
— Знаешь, госпожа, не ощущается, — рассерженно рыкнул он. — Я муж. Отличный муж. Меня учили, и я запомнил все. Бои, ласки, законы. Я лучший, а ты, — голос дрогнул и выразительный кадык дернулся, — игнорируешь это. Не ставишь меня в сравнение, опираясь только на свои чувства, в которых разгорается страх.
— Время.
— Прошедшего недостаточно?
Я лишь отрицательно покачала головой.
Стало стыдно.
Мужчина был прав, я действительно боялась его. Старалась избегать, но при его огромном желании быть моим охранником раздражение было неизбежно. Все время близко к страшному, к непонятному и неизученному, — и это не сослужило хорошей службы для наших отношений.
— Ты светишься, — устало выдохнул он. — Зеленым. Вина, госпожа, вам не к лицу.
— Прекрати.
— Что прекратить? — хмыкнул Ам.
— Называть меня госпожой.
— По имени язык не поворачивается.
— Он у тебя без костей, должен справиться.
Недолгий и тихий смех вырвался у обоих, немного сбавив напряжение и дав мне храбрости признаться:
— Ладно, ты прав. Я тебя боюсь. В моем мире ты мог бы стать страшным человеком, и это меня пугает.
— Твой мир теперь здесь, Ия, — Аметист развернул стул в мою сторону и поймав мои ладони, сжал пальцы. — И здесь я твой. Твой с головы до ног, маленькая госпожа. Я понятия не имею, что задумала твоя нареченная мать, но за тебя пойду грудью на мечи.
— Почему? Почему ты так… так отличен во мнении обо мне?
— Я был в твоей голове, — напомнил он, и его необыкновенные глаза вспыхнули. — Видел нежность, что плещется в тебе, угрожая вырваться за края. Таких больше нет. Даже твои сестры куда сдержаннее, чем ты. Ты сверкаешь в моих глазах во всех своих эмоциях, мыслях, переливаешься, как бриллиант на свету. Еще тогда я решил, что буду к тебе испытывать, и от своего мнения не отрекусь.
— Тогда, — я наигранно улыбнулась, — я тебя подвожу.
Аметист замолчал, крепко о чем-то задумавшись; мне же нечего было добавить. Ситуацию спасла Адана, изящным лебедем выплывшая на веранду и махнувшая мне рукой.
— Ия! А я тебя искала!
— Что-то случилось?
Женщина насмешливо дернула уголком губ. Не спрашивая, села рядом, сложив тонкие ладони с длинными пальцами в замок.
— Ты все ждешь, что что-то случится?
— Я жду, когда это что-то случится.
— Аметист, будь добр, оставь нас наедине.
Мой несговорчивый муж дернул верхней губой, но все же поднялся, исчезая за колышущейся занавеской.
Сегодня Адана определенно была в благостном расположении духа, судя по таящейся на губах улыбке и немного отрешенному взгляду, что меня, надо признать, настораживало. Немного помолчав, женщина сдалась под моим настойчивым прямым взглядом и глубоко вздохнула, прежде чем начать говорить: