— Мы не умеем иначе, — холодно, но спокойно произнес он. — Но…
Оборвав себя на полуслове, он замолчал, опуская взгляд в пол. За те пару часов, что мы «занимались», я успела заметить, что он довольно часто так делает, будто это вновь что-то из непозволительного. Плечи сразу ссутулились и напрягались в ожидании… удара?
— Что ты хотел сказать?
— Ничего.
— Туман, прошу.
— Я хотел бы узнать, как это — по-другому.
Такое выражение лица я больше никогда не видела.
Надежда, страх, боль, предвкушение и печаль. Все смешалось в темных глазах в неперевариваемую кашу, где сложно было бы отделить зерна от плевел.
— Как это?
— Когда всё не так?
— Верно.
Пододвинувшись поближе, я сократила разрешенную дистанцию между мужем и женой на Кимтаре, и скопировала позу мужчины, не зная, с чего начать.
Его жаждущий взгляд плотно цеплялся за мою простосердечность и взывал к моей совести, чтобы я не промолчала.
— Это когда взаимно. Когда мужу дозволено взять жену за руку. Когда нет причин скрывать свою привязанность. Когда люди хотят быть друг с другом не потому, что их связывают условия купли-продажи, а лишь собственные чувства. Переплетение пальцев, нежные поцелуи, теплые слова без страха быть кем-то услышанным.
— У вас всегда так?
— Как видишь, я здесь, — стараясь не делать из этого драмы, я своим примером показала, что так происходит не всегда. — Иногда браки заключают родители, или сами молодожены договариваются на выгодных для себя условиях, но чаще всего это происходит по любви.
— Я бы хотел, чтобы меня любили.
Туман сказал это так легко, будто ужасное чувство, что ты никому не нужен, совершенно не давит его изнутри. Хотя чему удивляться? С тем количеством женщин, что есть у них, нет ничего удивительного, что мужчинам привычнее считать себя нелюбимыми, чем сталкиваться с чувствами в реальной жизни.
Они не ищут ласки и отношений, поскольку просто смирились со своим положением, позволяя исчезающим женщинам управлять собой и решать, кто достоин любви, а кто нет.
— Туман, а Эвердин еще не вернулся?
— Нет, госпо… Ия. Но я чувствую, что он уже близко, а значит, скоро будет дома.
— Быстрее, чем ты думаешь, — мрачный голос только что упомянутого мужчины раздался на пороге гостиной. — Почему ты обращаешься к госпоже по имени?
— Я попросила.
Темные брови Эвердина взметнулись чуть ли не до середины лба, а выражение рта не изменилось. Все так же скептически поджатые губы, чуть опущенные уголки. Мне даже показалось: будь его воля, он бы высказал мне все, что думает об этой просьбе, но, как и в большинстве случаев, Эвердин предпочел бегство.
— Госпожа, подойдите ко мне в кабинет, как закончите. Нас ждет неприятный разговор.
— А если я не захочу?
Надо было видеть, какая ярость вспыхнула в темных глазах, зрачок которых уже упорно казался мне несуществующим.
— Глумитесь?
— Проверяю на прочность, — ответила я, проказливо прищурившись.
— Вижу, вы в отличном настроении. Что ж, в таком случае я не буду наказывать брата за самоуправство.
— Ты бы и так его не наказал, верно?
— Но мне хотелось бы иметь рычаг давления на ваше сочувствие, — признался Эвердин и ровным шагом ушел, не оборачиваясь.
— Он всегда такой?
— Не злитесь на него, Ия. У Кристиана непростая судьба, но рассказать об этом он должен вам сам, вы должны меня понять.
— Конечно, Туман. Может, сделаем перерыв? Мне безумно интересно, о чем он хочет со мной поговорить.
— Вы любопытная, — улыбнулся блондин и кивком подбородка указал на мое лицо. — Все губы искусали.
— Есть за мной такой грешок.
— Пойдемте, я вас провожу.
Поднимаясь на один пролет вверх, я подметила, что логово Эвердина находится в паре дверей от моей спальни. Простая дверь, никаких роскошеств, и по глухому звуку от стука Тумана мне показалось, что и мебели там не так уж и много.
Стоило только вспомнить кабинет отца, вечно заваленный до самого потолка книгами, свитками, записями, и вечно появляющейся из ниоткуда пылью.
— Входите, госпожа.
Туман учтиво уступил мне дорогу, убедился, что убегать я не собираюсь, и ушел.
Как я и думала. Один книжный шкаф с педантично разложенными папками, стол, два стула и жухлый цветок на подоконнике арочного окна.
— Ия.
— Присаживайтесь, госпожа, — проигнорировав мое исправление, Эвердин указал на стул напротив стола, который, по всей видимости, должен был вызвать у меня дискомфорт.
Будто допросная сурового следователя, где каждое мое движение контролируется внимательным взглядом.