Выбрать главу

— Ах, ты! — но Любке оставалось только кричать в закрытую дверь и колотить в нее руками — Александр больше не отзывался.

Поорав с полчаса, Люба устала, вспомнила про кипящий суп и отправилась срывать обиду на овощах и небольшой постирушке. С маленькими детьми каждый день стирка, а если эти дети — мальчики, то не один раз в день.

Яростно натирая Валькину маечку, женщина перебирала в голове варианты, как она ответит наглому мужику, когда тот вылезет из комнаты и что предъявит Евгении, когда она, наконец, заявится домой.

Резкий звонок в дверь прервал полёт её мысли. Подождала, не выйдет ли Женькин отец или Степан, но мужики сидели тихо, и покидать комнаты не спешили. А звонок надрывался.

— Да твою мать! Кого нелёгкая принесла? — наскоро вытирая мокрые руки, женщина распахнула дверь. — Вам кого?

— Здравствуйте, я мама Евгении, можно войти?

— Женьки нет дома. Уже который день глаз не кажет, зато поселила тут обормота, завтра в полицию пойду, пусть забирают, — выпалила Люба и добавила с надеждой. — Или вы его сейчас сами заберёте? Велосипед Валькин пнул, свет в туалете не гасит, бумагу мою расходует, грязную посуду в мойке бросает. Я ему нанималась, что ли, убираться?

— Меня зовут Вера Владимировна, а вас как?

— Люба.

— Любочка, где мы можем с вами поговорить? — доброжелательно спросила женщина.

— А кто это с вами? — Люба с подозрением перевела взгляд с мамы Евгении на стоящего рядом с ней мужчину. — В Женькиной комнате ейный папаша, она сама мне в записке написала, а это кто?

— Я муж Веры, — красивым басом ответил мужчина. — Пётр Гаврилович. Говорите, Женя давно не появлялась, а Александр Семенович ведет себя неподобающе?

— Неподо… что? Как свинья он себя ведёт, и больше это терпеть я не намерена! Проходите на кухню, там свободнее, а в комнате мальчишки, слова сказать не дадут — то дерутся, то мирятся, никакого покоя.

— От правильных мальчишек не бывает покоя, — улыбнулся Пётр, протискиваясь в дверь и разуваясь. — Если мальчик тих, чист и послушен — он или болен или уже что-то натворил.

— Ой, да не разувайтесь! — всплеснула руками Любовь. — Полы третий день не мытые, идите так.

— Это — вам. К чаю, — мужчина протянул коробку с тортом.

— Мне? Но… почему? Зачем? — растерялась Люба.

— Мы к дочери шли, а раз ее дома нет, не нести же назад, верно? Побалуете сыновей. Любят, поди, сладкое?

— Любят, — кивнула Люба. — А давайте я и вас чаем напою?

— Не откажемся, — кивнул мужчина, а Вера заулыбалась.

Через четверть часа все трое сидели на кухне и потягивали горячий напиток.

— Так о чём вы поговорить хотели?

— Расскажите, Любочка, как тут живется. Вам, Жене нашей.

— Да никак. Разве в коммуналке жизнь, когда всё — не твоё? Степану ничего не надо, правда, он не шумит особо, только когда напьется. Но и толку от него никакого — ни починить не допросишься, ни убраться в коридоре и ванной. Вечно у него всё сбегает, а плиту за собой он мыть не любит, вот и разрываюсь, чтоб какую-никакую чистоту поддерживать, — прорвало Любу. — С Женей вашей всё неплохо было, но она ушла, а папашу за себя оставила. И зачем мне такое счастье, у нас квартира или проходной двор? Ладно бы, человек нормальный, так он ведет себя, будто это мы у него живём и обязаны за ним подтирать. Нет, что ни говорите, а своя квартира не в пример лучше, чтоб в мои ванну и туалет никто чужой не совался. Дверь в подъезд закрыла — и вот оно, счастье — никого постороннего, хоть в трусах по дому ходи. Тут Степан, у него третья комната, девятиметровка, продавать её собрался, говорил на днях. Уедет к родственникам, в Осинки. Я бы с радостью купила, мальчишки растут, хоть у меня и восемнадцать метров, а мало для троих. Но где денег взять?

— У вас же двое детей? — поинтересовался Пётр.

— Да, а что?

— Значит, есть материнский капитал. Есть же?

— Ну?

— Работаете на заводе?

— Да, — Люба пыталась понять, к чему гости клонят.

— Вам, как матери-одиночке, полагаются льготы. Возьмете в банке ипотеку и часть кредита материнским капиталом погасите. Не думаю, что комната сумасшедшие деньги стоит, да и вряд ли на неё очередь желающих. Узнайте, сколько Степан просит, да поторгуйтесь. Уверен, он уступит.

— Это сколько же каждый месяц платить за ипотеку? Нам еще жить надо на что-то, кормильцев нету, — заинтересовалась Любовь. — Но я хорошо зарабатываю. На квартиру не наберу, но голодными и в рванье не ходим, у мальчишек моих всё есть, что детям нужно.

— А вы приходите в следующий понедельник ко мне, — Пётр Гаврилович покопался в барсетке и выложил на стол визитку. — Вот адрес и мой телефон. Я предупрежу на вахте, вас пропустят. Приходите к девяти, сможете? Поговорим, посмотрим, что почём, у меня есть выход на кредитный отдел Сбербанка. Конечно, если вы договоритесь с соседом и всерьёз хотите улучшить свои жилищные условия.

— Я хочу, очень! Но… вам-то это зачем? — Люба пальцем погладила блестящий прямоугольник и подняла глаза на мужчину. — Зачем мне помогать, время на меня тратить?

— Считайте это моей блажью. Денег я вам не предлагаю, а помочь консультациями не сложно. Потом, тут наша дочь живет, матери спокойнее будет, если в квартире одни женщины останутся, без довеска в виде чужого мужика, который пьет и может устроить разгром.

— А… Почему же вы отпустили дочь одну, в коммуналку, если так за неё переживаете?

— Она выросла, — грустно ответила Вера Васильевна. — Выросла и захотела самостоятельности, чтобы всего самой добиваться, без помощи родителей. Сама все решать, сама зарабатывать и жить отдельно. Она замужем, вы же знаете? Что-то у них с Денисом не получается, пока разбежались по разным углам, а как дальше будет — неизвестно. Поэтому, хорошо, что у девочки есть свой угол, еще лучше, если он будет безопасный, то есть, без пьяниц за соседней дверью.

— Мне бы проблемы вашей Жени! Если бы мои родственники хотели нам с мальчишками помочь, да я бы им ноги мыла и воду пила, а не нос воротила. Повезло Женьке, и мама за неё, и муж ейный — какой молодец! Просил присмотреть за Женькой, звонить ему, если что. Кто бы о нас так заботился! — с чувством ответила Люба. — Надеюсь, она помирится с ним, а если нет, то дурочка будет. Такими мужиками не разбрасываются! Будь я без довесков и моложе на десять лет… ух!

Пётр с Верой переглянулись.

— Любочка, если вдруг что-то узнаете или Жене будет нужна наша помощь, не сочтите за труд, сразу позвоните мне, — Пётр кивнул на визитку, — или Вере Владимировне, она сейчас продиктует свой номер, а я схожу, потревожу господина Ковалёва.

— Вы не с Женей пришли поговорить?

— В какой-то мере с ней. Но и с Александром Семеновичем нам есть что обсудить.

Пока Вера Владимировна надиктовывала номер телефона, её спутник, предварительно уточнив, какая комната — Евгении, постучал в нужную дверь.

— Чего надо? — спустя некоторое время раздался голос.

— Александр Семёнович, откройте, разговор есть, — ответил Пётр.

— Чё, Любка, хахаля привела, нажаловалась? А мне по хер, хоть двух. На своей территории отдыхаю, имею право, отстаньте.

Петр постучал ещё раз.

И ещё.

Наконец дверь распахнулась, и Александр выскочил в коридор, загибая такие выражения, что даже у привычной ко многому Любки, как раз выглянувшей в коридор, щёки полыхнули кумачом.

— Язык-то придержи, оратор, — тихо посоветовал Петр Гаврилович. — Тут женщины рядом, в той комнате — дети.

— Верка, — растерянно пробормотал Ковалёв, переводя взгляд с бывшей жены на соперника. — Что-то случилось?

— Поговорить, Саша, надо. Пошли в комнату, не будем устраивать спектакль. Любочка, спасибо за чай! — Вера Васильевна шагнула прямо на Александра, и тому пришлось отступить внутрь, пропуская незваных гостей в комнату.

— Что вам от меня ещё надо? — с неприязнью поинтересовался бывший муж. — Женька нажаловалась? Да, пришел сюда, где мать моя жила, где я сам до свадьбы жил. Выгонять будете? А по совести ли это?