— Не знали? Не удивлён. Что вы вообще знаете о жизни своей мамы? Вас устраивала её роль прислуги в вашем доме. Вас обоих — тебя, Женя и Александра Семеновича. Да, Вера тянула две должности, лишь бы у её девочки был достаток, потому что муж напрягаться не хотел. Сидел себе на одном месте пятнадцать лет, получая меньше жены, не пытаясь искать варианты или дополнительный заработок. Вместо помощи Вере, он только добавлял ей работы. А вам, Евгения, было всё равно. Вы с детства привыкли считать маму чем-то вроде робота, который обязан вам стирать, готовить, убирать и всячески вас баловать. Знаете, когда я увидел, в каком пренебрежении живет Верочка, я был вне себя от возмущения, но Вера запретила даже близко к вам подходить. Была у меня мысль устроить дочери-эгоистке хорошую встряску, но Вера просила не вмешиваться. И подождать, когда любимое дитятко выйдет замуж. О муже Вера не беспокоилась, ведь он никогда о ней не заботился, но оставить дочь на самообеспечении она не могла. Я предлагал ускорить процесс и забрать вас к себе вместе с Верочкой, но она не согласилась. Переживала, что вы не примете меня, а я не смогу мириться с вашим потребительским отношением к собственной матери. В общем, мы решили не афишировать наши отношения и встречаться тайно, пока вы, Женя, не доучитесь и не встретите свою любовь.
Не скрою, я ужасно злился, вынужденно наблюдая, как Веру в её семье никто не принимает во внимание. Никто не интересуется, что она хочет, здорова ли, никто не стремится помочь. Два года, Евгения, два года я был связан по рукам и ногам обещанием не вмешиваться. Но, наконец, вы встретили своего принца. Наверное, счастливее меня не было никого — ещё пара месяцев, и я смогу забрать мою Верочку из добровольного заключения! Но тут опять вмешался случай — подслушанный разговор. Вернее, пьяный бред ущербного мужичонки. Да, это ваш отец, который, по большому счету, ничего особенно хорошего вам не дал, но вы его любили, поэтому услышанное повергло вас в шок. Это можно понять. Но совершенно непонятно, почему вы, вместо того, чтобы прийти к матери, устроили ей квест «пропала дочь»?
— Я была не в себе. Понеслась, куда глаза глядят, — пробормотала Женя. Денис молча погладил её по плечу и крепче обнял.
— Допустим. Но через час, два, пять, наконец, вы же успокоились? Не хотели ни с кем разговаривать — ваше право. Но простую смску написать маме можно было? Это не она в пьяном виде жаловалась вашему мужу, не она позволила отцу говорить о вас гадости, не вмешиваясь в его пьяный бред, но вы её решили наказать заодно с разговорчивым отцом и молчаливым супругом. Одно предложение сохранило бы вашей маме километры нервов — «Я жива, здорова, вернусь утром»! Но вы «чернила» экономили или пожалели шесть рублей на смску?
— Я об этом не подумала, — понурилась Женя. — Понимаю теперь, насколько бесчеловечно я со всеми поступила.
— Лучше поздно, чем никогда, — ответил Пётр Гаврилович. — Значит, я уже не зря заехал. Вдаваться в подробности, что у вас произошло дальше, я не стану. Вы скоро сама мамой станете, пора взрослеть и учиться признавать свои ошибки. Вера слишком сильно вас любит, слишком сильно хотела от всего уберечь, а Александру Семёновичу изначально было безразлично, каким вырастет его ребёнок, он выбрал позицию «моя хата — с краю» и полностью самоустранился из жизни семьи. Я рад, что вы нашли в себе силы поговорить с мужем и, как я вижу, у вас всё наладилось. Это замечательно! Надеюсь, вы будете беречь друг друга, и защищать ваш мир от любых нападок и бед. Пойдёте вместе, рука об руку, и вам, Женя, не придется полжизни тянуть семью в одиночку, а когда обожаемый сын или дочка вырастут, не придётся услышать, что вы надоели.
— Я… Была неправа. Но откуда вы взяли, что я скоро стану мамой?
— За свою жизнь мне пришлось пережить две беременности жены, потом наблюдать беременную дочь и беременную невестку. Верочка очень переживала, как вы, мне пришлось некоторое время за вами присматривать, ну и я сделал свои собственные выводы — аборта не было.
Женя опять вздохнула и не стала опровергать.
— Если захотите повидать маму и поговорить с ней, то вот адрес, — мужчина положил на стол листок. — Я забрал Верочку к себе. Квартиру она решила отремонтировать и закрыть. Видите ли, у меня взрослые, полностью самостоятельные дети, они искренне рады за своего папу и желают нам с Верой счастья. Но она всю жизнь прожила среди равнодушных людей, и не может пока привыкнуть, что дети могут радоваться за отца, а не подозревать его новую жену в меркантильности. Я достаточно обеспеченный человек, мне не нужно от Веры ничего, кроме любви. Но она вбила себе в голову, что если сейчас продаст квартиру, то у нее не будет жилья, куда она смогла бы вернуться. Если, вдруг, я её разлюблю или умру раньше. Пытался спорить, но она стоит насмерть. Что ж, если ей так спокойнее, то я не возражаю.
— Мне не нужна эта квартира, я получила наследство от бабушки, — отреагировала Евгения. — Поэтому мне всё равно, что мама с ней сделает.
— В любом случае, это ваши с мамой дела, не собираюсь вмешиваться. Просто объясняю мотивы Верочки. Повторяю, я вполне состоятельный, чтобы обеспечить мою жену всем, что она пожелает. Проблема лишь в том, что за годы пренебрежения, Вера разучилась что-то желать для себя. Ладно, с этим я тоже сам справлюсь. А теперь, Евгения Александровна, я перехожу к основной причине, почему я здесь.
Пётр Гаврилович выпрямился и по очереди посмотрел на Женю и Дениса.
— Вера больна. Серьёзно, но шансы есть. Через месяц, как раз мы успеем расписаться, мы едем в кардиоцентр Шарите, это Германия, там Верочке сделают операцию.
Женя ахнула, прижав ладонь ко рту.
— Вера не хотела никому говорить, но я решил, что вы имеете право знать. Думаю, вашей маме будет легче, если вы помиритесь. Если вы приедете к ней не из-за болезни или квартиры, не за помощью или с упрёками, а просто — как дочь к любимой матери. Просто в гости, с тортом и хорошим настроением. Мы, мужчины, — Пётр Гаврилович кивнул на Дениса, — сходим покурить…
— Я не курю.
— Не важно, мы сходим покурить или посмотрим на мою новую машину, или просто сгоняем за вином, а женщины посидят и поговорят. Найдут в себе силы отбросить обиды и простят друг другу ошибки. Женя, другой мамы у вас больше не будет, и у Верочки вы — единственная дочь.
— Зачем вы… зачем вы рассказали, — давясь слезами, проговорила Женя, — если мама просила ничего не говорить?
— Затем, чтобы вы не упустили шанс всё исправить. Конечно, я настроен на положительный результат, ничего не пожалею ради своей женщины, но операция есть операция. Сами понимаете. Поэтому, я считаю, вам необходимо разрешить все недоразумения, высказать друг другу претензии и власть вместе поплакать до нашего с Верой отъезда. Если что… ттт, не накаркать… Вы же никогда себе не простите, что не нашли в себе сил и смелости признать ошибки и рассказать матери, как любите и дорожите ею. А у вас впереди целая жизнь, ребёнок, любимый муж, но вы не сможете быть по-настоящему счастливой, если оставите позади незаслуженно обиженную мать. Можете с нами не общаться, я не призываю вас дружить семьями. Конечно, если вы захотите, мы будем только рады, а нет — значит, ограничимся поздравлениями на дни рождения и праздники и, может быть, редкими встречами. Мне главное, чтобы у Верочки перед операцией не болело за дочь сердце, и она перестала себя терзать, почти не выпуская из рук телефон. Она ждет вас, Женя. Не говорит прямо, но я же вижу, что она страдает.
— Я приеду! — всхлипнула Евгения.
— Мы приедем, — подтвердил Денис, целуя жену в волосы. — То, что вы рассказали — очень важно. Спасибо, что решили поделиться, я тоже считаю, что Жене нужно уладить все вопросы и помириться с Верой Васильевной.
— Вот и хорошо. Спасибо за вкусный чай! — Пётр Гаврилович встал и улыбнулся, глядя на растерянных молодожёнов. — Спасибо, что поняли. Вера не должна знать о нашем разговоре и уговоре, поэтому, пожалуйста, продумайте, как не проговориться.
— Конечно. Только нужно придумать повод для визита, — продолжала всхлипывать Евгения. — Откуда мы узнали, где сейчас живёт мама?