Жози смогла лишь улыбнуться и сказать:
— Господи, еще как подходит!
Сэм не мог понять, почему он так нервничает. В конце концов, это всего лишь свадьба. Они с Жози делали только то, что необходимо для ребенка, которого зачали. Никто не спорит, это важно, но историческим это событие вряд ли можно назвать.
Так почему же его бьет нервная дрожь?
Он вытянул перед собой руки — пальцы слегка подрагивали. Он немного ослабил узел галстука, чтобы легче дышалось. Никогда раньше у него не возникало этого ощущения удушья, хотя носить галстук ему приходилось чуть ли не ежедневно.
Виолончелист исполнял какое-то серьезное музыкальное произведение, отвечающее торжественности момента. Сэм никак не мог вспомнить его название, хотя мелодия показалась ему очень знакомой. Но по крайней мере, он знал, что выход Жози не сейчас. Тем не менее невольно то и дело смотрел вверх на лестницу — а вдруг Жози уже там?
Он надеялся, что она благополучно одолеет ступеньки. Лично ему было непонятно, отчего бы ей просто не войти в гостиную через столовую и не встать рядом с ним у камина, где уже ожидал священник.
— Выход невесты очень важен, — настояла его мать. — И по лестнице она будет спускаться!
— Спускаться — ладно, а подниматься ей нельзя ни в коем случае, — с нажимом в голосе произнес Сэм.
— Но ей и не придется этого делать, — согласилась Амелия. — Ты сам понесешь ее на руках.
На какую-то долю секунды Сэм онемел от изумления, но, увидев, как загорелись глаза у Жози, мгновенно ответил:
— Конечно, ты права.
Он прошел через всю комнату, подхватил Жози на руки и понес вверх по лестнице.
— Что ты делаешь? Не сейчас! Я не одета, — запротестовала Жози.
Сэм остановился и опустил взгляд на ее брюки и широкую накидку.
— Разве? — спросил он, изобразив голосом сладострастное вожделение, и был вознагражден легкой улыбкой.
При этом Жози ударила его по руке.
— Ты знаешь, что я имею в виду свое платье.
— Я принесу тебе платье наверх, — предложила Амелия. — Сэм не должен видеть тебя в нем до свадьбы.
Как будто в нашей свадьбе нет ничего необычного, подумал Сэм, вытирая вспотевшие ладони о штанины черных брюк.
В этот момент виолончелист прекратил играть и на самом верху лестницы появился Бенджамин. Он изучающе посмотрел на собравшихся внизу — родственников Сэма, подруг Жози, ее приемных родителей, с которыми она жила до того, как насовсем перебралась к Хэтти, а затем перевел взгляд на Сэма. Все притихли, и в комнате наступила звенящая тишина. Бенджамин кивнул головой.
Виолончелист перевернул нотную страницу и снова заиграл.
Стоя возле камина, Сэм следил глазами за тем, как Жози, опираясь на руку Бенджамина, медленно спускалась по ступенькам лестницы. Это был ее выход, на котором так настаивала Амелия.
Сэму она показалась ангелом, спустившимся с небес.
У него комок стоял в горле. Жози была ослепительно прекрасна в своем ниспадавшем красивыми складками свободном, но тем не менее очень элегантном атласном платье цвета слоновой кости. Рукава из тончайшего кружева облегали ее руки, круглое декольте чуть обнажало великолепную грудь. Она была чудо как хороша в этом подвенечном наряде, сшитом руками его матери. Ее длинные темные волосы были откинуты со лба и перехвачены широкой лентой из оранжевых бутонов. Лицо у нее раскраснелось. Глаза, устремленные на него, были серьезны и казались бездонными. Она как будто излучала свет.
Только бы она улыбнулась.
Ему безумно хотелось увидеть улыбку на ее лице.
Он сделал шаг навстречу ей прежде, чем она добралась до последней ступеньки лестницы. Он услышал шепот и хихиканье, но не обратил на это никакого внимания. Ему было все равно. Его глаза видели только ее.
Сэму вспомнилась ночь, когда он вошел в ее комнату, увидел ее заплаканное личико. Все, что произошло между ними потом, он помнил лишь фрагментами. В памяти остались только нежные ласки и прикосновения, взрывы страсти желания. Но этого было достаточно.
Он помнил ее поцелуи, ее улыбку.
«Улыбнись, — мысленно молил он ее, — улыбнись мне».
— Возлюбленные братья и сестры, — начал священник, и краешком глаза Сэм увидел, как сильно побледнела Жози. Он почувствовал, как ее пальцы изо всех сил стиснули мягкую шерсть на рукаве его пиджака. Они дрожали, пока он крепко не взял ее за руку. — Берешь ли ты, Сэмюель, Жозефину…
Из мерной речи священника до его сознания доносились лишь отдельные слова — любить, почитать, поддерживать. В богатстве и в бедности. В болезни и в здравии. Пока смерть не разлучит вас. Потом он вдруг почувствовал, что священник смотрит на него — ждет ответа.