В отсутствие хозяина их принимала и развлекала его мать, очень старая и почти совсем глухая. Однако еда была превосходной, а стены комнаты, в которой они обедали, были расписаны великолепными старинными фресками.
– По крайней мере, хоть их солдаты не могли унести, – сказала хозяйка Камилле, когда та выразила свое восхищение ими. – Все наши картины были украдены или уничтожены, а мебель, которую вы здесь видите, мой сын собирал по окрестным домам и фермам. Крестьяне нашли ее в кучах мусора, оставленного наполеоновскими солдатами, которые подчистую разграбили все дома в округе. К счастью, многое из награбленного добра они оставили.
Старая дама говорила с горечью. И прежде чем Камилла – успела выразить ей свое сочувствие, она продолжила:
– Я француженка. Моего отца гильотинировали во время революции, мой сын был призван на военную службу, когда страну захватил Наполеон. Вы в Англии и понятия не имеете, что мы перенесли за годы войны. Крестьяне были на грани голода, а Наполеона интересовали только мужчины, годные на пушечное мясо. Как мой сын остался жив, я просто не знаю, но я даже не надеялась когда-либо снова увидеть его.
– За рассказами об этих тяжелых временах обед прошел довольно тоскливо. Камилла была рада, когда они закончили трапезу и смогли вернуться в карету, в которую уже были впряжены свежие лошади. Кавалькада была готова снова отправиться в путь.
– Не забудьте, что мы останавливаемся на ночь у маркграфа Вестербалденского, – напомнил Камилле Хьюго Чеверли, когда они спускались по ступенькам к ожидавшей их карете.
– Я надеюсь, что он не так мрачно настроен, как эта дама, – заметила Камилла.
– Я разделяю ваши надежды, – ответил Хьюго, – но это правда, что многие небольшие княжества сильно пострадали от войны. Я это видел сам, когда после Ватерлоо был в Северной Европе.
– Вы знаете иностранные языки?
– В большинстве случаев достаточно, чтобы меня могли понять, – ответил Хьюго. – Я люблю общаться с крестьянами: на их долю выпало гораздо больше лишений, а жалуются они куда меньше, чем так называемые аристократы. Последних не так уж много осталось во Франции – об этом позаботились во время Революции, – но маркграф по материнской линии наполовину француз и, как я полагаю, сумел втереться в милость наполеоновскому режиму. И конечно же, материально он пострадал не так сильно, как многие его соотечественники.
– Значит, вы с ним знакомы? – заметила Камилла.
– Я встречался с ним, – ответил Хьюго. – Маркграф – один из тех людей, которые всегда умудряются быть в нужном месте в нужный момент. Предложив вам сегодня гостеприимство, он обеспечит себе место в первых рядах на вашей свадьбе. Помните об этом, когда он ошеломит вас сводим радушием!
Камилла не могла не рассмеяться при этих словах, но с укоризной сказала:
– Мне кажется, со стороны маркграфа было очень любезно пригласить нас.
Когда они добрались до Вестербалденского дворца, Камилла поняла, что маркграф не нуждался в ее защите. Дворец был огромен и стоял посреди обширнейшего парка, украшенного живописными озерами и водопадами. Посреди двора бил фонтан, а вокруг декоративных ваз с цветами летали белые голуби.
Внутреннее убранство дворца не уступало внешнему. По стенам были развешаны гобелены и картины в золоченых рамах, парчовые портьеры закрывали окна и двери, а покрытая инкрустацией мебель с мраморным верхом показалась Камилле восхитительной.
Маркграф оказался жизнерадостным толстяком с красным лицом. Он совсем не соответствовал традиционному представлению об аристократах, и Камилла не могла понять, как он умудрился снискать расположение Наполеона и новых французских властей.
– Добро пожаловать! Добро пожаловать! – приветствовал он на довольно хорошем английском языке. – Это большая честь и исключительное удовольствие для меня принимать вас при столь выдающихся обстоятельствах. Мне достаточно было лишь взглянуть на вас, чтобы понять, как счастлив мой друг князь Хедвиг, что у него такая красивая и обаятельная невеста, которая, без сомнения, завоюет сердца всех его соотечественников!
От подобных неумеренных комплиментов Камилла чувствовала некоторое смущение.
Дворец маркграфа произвел на нее огромное впечатление. Поднимаясь наверх, чтобы переодеться к обеду, она бегло осмотрела некоторые парадные залы.
– Величественный дворец, правда, мисс? – спросила охваченная благоговением Роза. – Как вы думаете, в Мелденштейне дворец больше, чем этот?
– Я даже не представляю, – ответила Камилла. – Но этот дворец мне кажется роскошным.
– Никогда не видела так много слуг, – продолжала Роза, – и все говорят, говорят, а я не понимаю ни слова из их тарабарщины.
– Думаю, мистер Харпен объяснит тебе все, что ты захочешь узнать, – с улыбкой произнесла Камилла.
Она так много слышала от Розы о мистере Харпене, что начала думать о нем, как о человеке, которого ни при каких обстоятельствах нельзя застать врасплох.
– Мистер Харпен умеет все, – с удовлетворением сказала Роза. – Но он не очень-то любит иностранцев – он называет их лягушатниками.
– Тише, Роза, – торопливо предупредила ее Камилла. – Нас могут услышать. Ты не должна говорить ничего такого, что могло бы обидеть людей, которые оказывают нам гостеприимство.
– Хорошо, но мы же победили их, правда, мисс? – спросила Роза. – Мистер Харпен говорит, что у здешних людей не хватило силенок, чтобы справиться с Бонапартом, как бы плохо он с ними ни обращался. А мы побили его вместе со всеми его прихвостнями без посторонней помощи.
– Да, действительно, мы победили Наполеона, – сказала Камилла. – А победители должны быть великодушны. Мы не должны постоянно напоминать Европе о своей победе, это было бы крайне невежливо.
– Не похоже, чтобы эти места кто-нибудь завоевывал, – возразила Роза. – Вы думаете, что они предложили мне, когда я приехала, мисс? Вина!
– Это обычное дело во Франции, – объяснила Камилла, – я полагаю, что и здесь тоже. Но я бы не стала пить слишком много, Роза. Тебе это не на пользу.
– Я и не пила эту дрянь, – поспешно ответила Роза. – Я попросила у них пива. Они, в конце концов, принесли его, но с таким видом, будто делают мне одолжение.
Камилла не могла удержаться от смеха. Она почувствовала, что с помощью мистера Харпена Роза легко сможет сохранить свои позиции в этом доме, на каком бы языке здесь ни говорили.
Искупавшись в серебряной ванне с водой, благоухавшей розами, Камилла сосредоточила свое внимание на том, чтобы как можно лучше выглядеть на предстоящем торжественном обеде.
Она была рада, что в ее гардеробе нашлось платье, которое по пышности и изысканности могло соперничать с великолепием самого дворца. Это было платье из серебристого газа, расшитое бирюзовым бисером. Тонкую талию охватывала бирюзовая лента, такая же лента украшала волосы. Роза закрепила ее бриллиантовой брошью – свадебным подарком Камилле от леди Лэмберн.
Это была небольшая и не очень дорогая вещица, но Камилле, пока она не увидела драгоценности, присланные князем, она казалась самой великолепной на свете. Она подумала, не надеть ли ей сегодня бриллиантовое ожерелье, но решила, что князь, возможно, предпочтет, чтобы она надела его подарок в первый раз в Мелденштейне.
Когда Камилла открыла футляр, она вспомнила, как эти бриллианты лежали на полу у ног Хьюго Чеверли, вспомнила, какую гневную отповедь он прочитал ей и какая горечь звучала в его голосе. Она резко захлопнула кожаный футляр.
– Я думаю, к этому туалету не нужны драгоценности, Роза.
– Даже бриллиантовое ожерелье, мисс?
Камилла отрицательно покачала головой и взглянула на свое отражение в зеркале.
– Не сегодня, – ответила она. – Боюсь, в Мелденштейне мне так часто придется его носить, что меня через какое-то время будет тошнить при одном виде бриллиантов.