Когда Камилла скрылась из вида, Хьюго долго стоял внизу, глядя невидящими глазами на опустевшую лестницу. Неожиданно его охватила страшная усталость, словно его страсть и необходимость сдерживать себя отняли у него все силы.
Почувствовав жажду, Хьюго решил вернуться в игорный зал и выпить стакан вина. Но вдруг он понял, что не в силах вынести вид смеющейся и веселящейся толпы людей, беспечно швыряющих тысячи золотых монет на карточный стол.
Деньги! Деньги! Хьюго ненавидел самый звук этого слова. Это деньги отнимали у него единственного человека, который был ему дороже всего на свете. Именно из-за денег он так страдал, когда был до беспамятства влюблен в Анастасию. Сейчас Хьюго понимал, как с его стороны было по-юношески глупо хоть на одно мгновение подумать, что для Анастасии его любовь могла бы заменить хотя бы в малой степени то огромное богатство, которым обладал ее муж.
«Как же мы уязвимы в молодости», – пробормотал он про себя и, прогнав прочь воспоминания об Анастасии, стал думать о Камилле.
Погруженный в свои мысли, Хьюго миновал пустынный коридор и добрался до своей комнаты. Открыв дверь, он сразу почувствовал так хорошо знакомый ему аромат экзотических духов. Стоя в дверях, он увидел у кровати догоравшую свечу, бросавшую отблеск на темный полог большой резной двуспальной кровати.
Хьюго припомнил, что велел Харпену не дожидаться его. Харпен ни за что не оставил бы горящую свечу, ибо всегда считал это очень опасным. Да и аромат духов был легко узнаваем. Ступая на цыпочках, Хьюго прошел немного в глубь комнаты. Как и следовало ожидать, он увидел на подушках рассыпавшиеся веером черные, как смоль, волосы Анастасии. Было совершенно ясно, что она ждала его, но не дождалась и в конце концов уснула.
Хьюго вышел из спальни, бесшумно закрыл за собой дверь и пошел вдоль по коридору. Он помнил, что там была свободная спальня, та самая, в которой он ждал, пока Камилла одевалась. Утром, если возникнут вопросы, он скажет, что был настолько пьян, когда отправился спать, что совершенно забыл, где его комната.
«Возможно, это и отступление перед лицом врага, – подумал Хьюго, – но иногда следует любой ценой избегать открытого боя».
В пустой спальне Хьюго раздвинул шторы и открыл окно. При бледном свете луны он нашел постель, снял фрак и туфли и бросился на кровать. Он был уверен, что не сможет уснуть: ему хотелось снова и снова вспоминать чудесное выражение глаз Камиллы, когда она мягко произнесла: «Я люблю вас!».
Камилле тоже не спалось. Она сняла вечернее платье и положила туда же, где до этого его оставила Роза. Камилла старалась не думать о том, что будет завтра, что ждет ее впереди. Она отдалась мыслям о Хьюго, о его словах, тех самых, которые навеки запечатлелись в ее сердце. Наконец ее грезы, ее мечты, которые она лелеяла так долго, стали явью.
– Я люблю тебя, я люблю тебя, – шептала Камилла, и у нее было такое чувство, будто Хьюго слышит ее.
Наверное, она, в конце концов, все-таки уснула, потому что, когда утром Роза вошла к ней, Камилла с трудом вспомнила, где находится.
– Мы должны выехать очень рано, мисс, – сообщила Роза. – До границы еще далеко, и вас будут сопровождать солдаты. Только вообразите, мисс, ну прямо как короля!
Камилла встала с постели и подошла к умывальнику.
– Полагаю, от них будет много пыли, – пренебрежительно заметила она, – и я прибуду в Мелденштейн вся покрытая грязью, что меня вряд ли украсит.
– Я уверена, они приложат все усилия, чтобы не доставлять вам беспокойства, – заверила ее Роза. – Баронесса сказала, мисс, что сегодня вам следует надеть один из самых парадных туалетов и бриллиантовое ожерелье, которое вам прислал князь.
– Нет, – резко сказала Камилла, совершенно не подумав. – Нет, я не надену ожерелье.
Однако, увидев удивление на лице Розы, поспешно добавила:
– А впрочем, какое это имеет значение? Разумеется, я надену его.
– Его высочество, естественно, ожидает, что вы наденете его подарок, – укоризненно произнесла Роза. – Он будет очень огорчен, если подумает, что он вам не понравился.
– Мне нужно не забыть выразить свою благодарность за столь великолепный подарок, – со вздохом сказала Камилла.
Она подошла к окну и посмотрела на залитый солнцем парк. Неужели всего несколько часов назад они сидели в освещенной лунным светом беседке и Хьюго Чеверли говорил, что любит ее? Неужели это правда, или ей приснился чудесный сон?
Ее охватил трепет при воспоминании о выражении глаз Хьюго, когда он смотрел на ее губы, когда целовал ее ладонь, когда взволнованным голосом говорил, что не смеет прикоснуться к ней.
Голос Розы прервал ее мечтания.
– О мисс, мы не можем зря терять время, – сказала она. – У нас будут неприятности, если вы заставите лошадей ждать. И что будут думать в Мелденштейне?
– Я потороплюсь, – поспешно согласилась Камилла.
«Какое может иметь значение, – подумала она, – что теперь случится со мною?»
Она потеряла человека, которого любила, и знала, что никогда больше они не смогут быть наедине, беседовать, как они беседовали на яхте, в гостинице или вчера ночью.
«Теперь все равно», – сказала себе Камилла и позволила одеть себя, ни разу не взглянув в зеркало на туалетном столике.
Только когда раздался стук в дверь, девушка увидела, что на ней надето белое платье, изящно отделанное кружевами, с небольшим декольте, которое позволяло во всем блеске продемонстрировать великолепное бриллиантовое ожерелье. Голову ее украшала модная шляпка из белого крепа, отделанная небольшими бело-розовыми перьями, которые, вместе с бело-розовой лентой, повязанной вокруг талии, были единственными цветными штрихами в наряде.
– Войдите, – сказала Камилла, ожидая увидеть баронессу.
К удивлению девушки, в комнате появилась супруга господина фон Котце – церемониймейстера при дворе маркграфа.
– Доброе утро, мисс Лэмберн, – произнесла фрау фон Котце, склоняясь в низком реверансе. – Мой муж просил меня узнать, готовы ли вы к отъезду.
– О да, я готова, – ответила Камилла.
– Вы выглядите восхитительно, – ласково заметила фрау фон Котце, но на лице ее была написана легкая зависть. – Ни одно платье, которое можно купить в Мелденштейне, не сравнится с вашим.
– Мне казалось, что я, возможно, оделась слишком парадно, – с беспокойством сказала Камилла.
– О нет, нет, – ответила фрау Котце, – вы будете центром внимания сотен людей, и было бы жаль разочаровать их появлением бесцветной и плохо одетой особы. Королевы и княгини всегда должны играть главную роль, когда бы они ни появлялись перед народом.
Камилла тихо засмеялась.
– За исключением, конечно, тех случаев, когда рядом король или князь, – сказала она. – Они всегда затмевают нас, бедных женщин.
– Это верно, – согласилась фрау фон Котце. – И я совершенно уверена, что его высочество произведет на вас большое впечатление. Его ордена блестят просто ослепительно.
– Не сомневаюсь в этом, – улыбнулась Камилла.
У нее было чувство, что князь, не говоря о прочих его качествах, окажется весьма напыщенной и высокомерной особой. Отец говорил ей, что правила дворцового этикета в Мелденштейне не настолько строги, как при других королевских дворах в Европе, но Камилла была уверена, что наступает мгновение, когда дверца золотой клетки, куда она добровольно согласилась войти, вот-вот захлопнется, и даже будущее не сулит ей надежды на избавление.
Она вспомнила то время, когда привольно скакала верхом по полям и лугам, когда без разрешения плавала вместе с Джервезом в озере, когда лазала по деревьям или пряталась от своей гувернантки в лесу и испытывала пьянящее чувство свободы. Все это осталось в прошлом – теперь же она будет вынуждена строго следовать установленным правилам, всегда находиться в сопровождении компаньонок и, в сущности, жить, как в тюрьме.