Не время сейчас для терзаний и страхов. Отступать некуда: всё произойдёт сегодня.
Всё или ничего.
Сигнал к побудке впился в мозг ржавым буром. Заскрипели нары. Каторжане шлёпали по полу босыми ногами, наспех натягивая полосатые робы. Нестерпимо воняло потом.
Всё произойдёт сегодня, – мысленно повторял Ким снова и снова. – Всё или ничего.
Он оделся первым. Хому пришлось ждать и подгонять.
Всё произойдёт сегодня…
– Эй, Легавый! – Хома ткнул его локтем в бок. – Чего не жрёшь? Не хочешь? Можно подъем?
Ларго дёрнулся, вынырнул из пучин тревожных мыслей и обнаружил себя в столовой. Вот ведь... Он даже не помнил, как здесь оказался.
– Эй, можно подъем, говорю!
– Доедай. – Ким придвинул миску наркодилеру и тяжело вздохнул. Может, и надо было впихнуть в себя хоть что-нибудь, да кусок в горло не лез. Полосатые каторжане, плотно сидевшие на длинных лавках, сливались в мутное серое пятно. Сердце кирпичом ухалось о рёбра. Спина взмокла от холодного пота, а кишки скрутило в тугой узел.
На построение Ким ковылял на негнущихся ногах, а, когда голосистый разводящий принялся читать «молитву» о неоплатном долгу каторжан перед обществом, опустил глаза и сжал кулаки до хруста.
Штольня… Нас непременно должны направить в Штольню!
Именно это обещал Лей тогда, в подземном бункере. Откуда Ладимир знал распорядок смен, оставалось загадкой.
Сержант перешёл к назначениям. Он выкрикивал номера бригад и ярусов, а Ларго стоял, ни жив ни мёртв, оглушенный волной страхов и сомнений.
Нас должны направить в Штольню. В Штольню!
– Сто шестая, – ревел разводящий. – Нулевой. Сто десятая! Шестой! Сто девятая! Третий!
Третий...
Третий?
Третий!!
К горлу подкатил тошнотворный ком. Внутренности сжало тисками так, что ни вдохнуть, ни выдохнуть.
Третий!
Ким с трудом устоял на ногах. Третий!!! Как же… Как же так? Должны же были отправить в Штольню!
– Нас должны были отправить в Штольню… – повторил он, словно во сне.
– Ну! – хмыкнул Хома. – А отправили на третий! Свезло нам, дело говорю!
– Свезло… – эхом отозвался Ларго и покачнулся, когда наркодилер хлопнул его по плечу.
Ладимир обманул меня, – тупо подумал он, занимая место в шеренге. – Обвёл вокруг пальца, а я развесил уши, как мальчишка! Некого винить. Некого. Некого! Нет отсюда спасения. Нет выхода. А любая надежда – всего лишь иллюзия. Болотный огонёк, коварная ловушка и ничего более...
– Эй, Легавый! – Кабан выдернул его из строя и грубо толкнул в сторону. – Не так быстро.
Ким послушно замер. Всё равно. Теперь уже всё равно. Даже если Кабан изобьет его до полусмерти. Даже если...
– У тебя на сегодня особое назначение. – Надзиратель смотрел на него, как на засохшие фекалии. – Так что кру-угом и шагом марш в клеть!
Ким уставился на Кабана, будто видел впервые.
– В... в клеть?
– Какое слово конкретно ты не понял, гнида легавая? – Тюремщик сгрёб Ларго за химок и склонился к самому носу. Изо рта у него воняло синтезированным луком и несварением. – Шагом. Марш. В клеть!
В клеть...
Все полгода несуразная скрипучая клетка повергала Кима в уныние, смачно сдобренное липким страхом, но сейчас... Сейчас он готов был целовать ржавые прутья. Впервые опасный спуск на нижние ярусы не пугал, а радовал. Да так, что хотелось кричать, плакать, выть, вопить и рвать на груди опостылевшую робу. Каторга забрала шесть месяцев, три недели и пять дней его жизни, но сегодня всё кончится. Сегодня он, благодаря чудаковатому старику, вернёт себе свободу, а потом...
А потом я буду мстить. – Ларго сжал зубы так, что на скулах заходили желваки. – Мстить тем, кто исковеркал мою жизнь.
Он представил акулоподобного Риона Штерна и с трудом сдержался, чтобы не садануть кулаком по железной решётке. Надо уничтожить чёртова гада. Уничтожить любой ценой!
Но сначала надо узнать, кто за ним стоит...
***
Кирка высекала искры, учётный браслет мерно отсчитывал норму, а солёный пот заливал глаза. Ким и не помнил, когда последний раз пахал с такой отдачей. Он готов был вгрызаться в породу, разрывать забой голыми руками – всё, что угодно, лишь бы не думать. Не думать о том, как медленно текут секунды.
Время стало вязким, точно пласмагеновый кисель, которым больных каторжан поили в лазарете.
Минута, другая, третья... и нет им конца. Дышать почти нечем. От релидиевых паров щиплет глаза, кожу и язык, першит в горле, тело ноет от усталости. Руки дрожат...
– Ааааргггх! – Ларго всадил кирку в породу, выламывая маслянисто-чёрные куски ядовитой субстанции. Голова поплыла, а перед глазами запрыгали синие черти – он задыхался. Эх, сорвать бы респиратор! Но тогда первый же вздох станет последним. А умирать нельзя. Никак нельзя. Ведь он близок к разгадке, как никогда раньше!