Ларго притормозил, пропуская пешеходов и... выругался: позади, выдержав люфт в три машины, пристроился тонированный знакомый.
Проклятье!
Мог ли старый боров Реваж устроить такое? Сомнительно. Весьма сомнительно: не его стиль. Однако хвост не оставлял простора воображению.
Он тащится за мной от самого Управления, отметил Ларго, поглядывая в зеркало заднего вида. А значит – самое время его слить.
Сказано – сделано.
Спустя двадцать минут головоломных скитаний по Восточному району, Ларго убедился, что за рулём студебеккера сидит человек опытный: цель ведёт грамотно, расстояния не сокращает и в поле зрения старается не попадать.
Ничего. И не таких обламывали.
Ким решил дать ход плану "Б" и рванул на север, к Промышленной зоне. Уже через четверть часа он припарковался на бетонном пустыре у автосервиса. «Валд и сыновья», – гласила вывеска. Разумеется, молодые подмастерья, служившие здесь, никакими сыновьями Валду не приходились. Старик брал ребят на обучение, за что получал щедрые субсидии.
– Господин Ларго! – светловолосый парень в грязной спецовке выполз из-под прогнившего до дыр пикапа и приветственно взмахнул разводным ключом. – Не ждал вас так скоро. Неужели опять масло?
– Нет, Руви. – Ларго стянул с головы шляпу и тряхнул. Мокрая – хоть выжимай. Чёртов дождь. – Ты подшаманил мой зомбиваген на славу, дружище. Ты один?
– Ага. На шестой автостраде заглох какой-то толстосум. Валд и ребята поехали выручать. До вечера никого не будет.
Как славно, подумал Ларго, а вслух сказал:
– Хочешь заработать?
Просьбу Ларго подкрепил двумя купюрами. Мятыми. Мокрыми. Но вполне достойными внимания молодого механика.
Ровно в четверть седьмого из сервиса «Валд и сыновья» под проливной дождь выскочил человек в сером плаще и потрёпанной шляпе. Он сел в старый, как мир, ситроен цвета скорби, и покатил в западном направлении. Спустя полминуты из-за угла вынырнул чёрный студебеккер и двинулся следом на приличном расстоянии.
Ларго, наблюдавший мизансцену из окна мастерской, улыбнулся. Пусть покатаются. Кем бы ни оказались чёртовы хвосты, Руви протаскает их за собой до позднего вечера. А если задержит до утра – получит сотню сверху.
Пикап молодого механика ревел, как разъярённый Реваж, пыхтел, фыркал, стучал и дребезжал… но ехал. А это всё, что требовалось.
Понадобилось почти полчаса, чтобы по пробкам добраться до улицы Азимова, где проживал Альбер Ней.
Дом, построенный ещё до войны, врезался серым шпилем в свинцовое небо. Там, где осыпалась штукатурка, проглядывал кирпич. Узкие окна многоквартирного монстра равнодушно взирали на улицу, по которой текла река чёрных зонтов.
У подъезда топтались жандармы из Третьего Отдела. Грустные и мокрые, они слонялись у входа, точно мрачные стражи ворот вечности, и проверяли документы всех входящих и выходящих.
Сердце Ларго сжалось до размеров ореха: он снова понял всё. И сразу.
Проклятье... Проклятье. Проклятье!
Ты погубил парня! Ты погубил парня, болтливый идиот! – захотелось врезать по стене кулаком. А лучше – лбом. Да так, чтобы звёзды из глаз. Но пустая ярость ничего не изменит.
Иди, – приказал себе Ким. – Пожинай плоды своих стараний, хренов правдоруб.
Неужели Реваж? Неужели?
Стражи порядка преградили путь, но увидев именной значок с указанием отдела, вытянулись по струнке и отдали честь.
Квартиру Нея уже опечатали. Прибывший на вызов инспектор Гальвар задумчиво курил трубку в прихожей. Усатый и лысый, с глазами навыкате, он напоминал печального моржа.
– Самоубийство, – констатировал Гальвар без лишних предисловий. – А причина – шантаж. Банальщина. Особому отделу здесь нечего делать.
Он протянул Ларго пару фотографий. Качество снимков оставляло желать лучшего. На первом Милос Карр целовал обнажённого Альбера в шею, недвусмыленно прижимаясь сзади. На втором…
Ким нахмурился. Безусловно, связь с шефом могла поставить крест на карьере Нея. Вот только…
– Могу я взглянуть на тело?
– Извольте-с. – Гальвар провёл его в гостиную, обставленную в стиле сурового аскетизма. Письменный стол, пара стульев, затёртая до дыр софа, а рядом – вчерашний гость…
Ларго сжал кулаки до хруста в пальцах.
На фоне крови кожа Альбера казалась особенно бледной, почти белой. Пухлые губы посинели. В руке мальчишка сжимал крошечного бульдога, из которого и выстрелил себе в висок.
– Когда? – коротко бросил Ким и опустился на корточки возле трупа.
– Медэксперт полагает, смерть наступила ночью. Около трёх часов.
– Ночью?