– Ты моя, – глухо прорычал он, когда разрядка обрушилась обжигающей лавиной. – Моя! Моя!
И я никому тебя не отдам...
Никому. Никогда.
***
Они лежали, обнявшись, целую вечность. Лежали и молчали. Шестьсот сороковая закинула на него ногу и гладила грудь ладошкой. Ким перебирал пальцами её волосы.
– Не думала, что бывает так сладко, – прошептала смуглянка. – Персефона говорила, но я не верила...
Ларго чуть повернулся и удивлённо изогнул бровь.
– Персефона обсуждала с тобой... секс?
– Однажды... – девушка прижалась теснее, и теперь уже Ким принялся ласково поглаживать худенькое предплечье. – Она сказала, что удовольствие могут получать оба. Не только мужчины, но и женщины, если... если...
Ларго терпеливо ждал, когда она соберётся с мыслями.
– Если рядом будет... особенный человек... – выдавила Шестьсот сороковая и уткнулась носом куда-то в подмышку.
Ким сглотнул. Неуклюжее бесхитростное признание врезалось в сердце шипастой булавой. Рука замерла, а сердце дрогнуло.
Он особенный.
Особенный для неё.
– Помнишь, как ты огрела меня по башке подсвечником? – спросил он, глядя в темноту.
Шестьсот сороковая кивнула. Ларго не мог этого видеть, но почувствовал.
– С того момента я думал о тебе постоянно, – продолжил он. – Каждый день. Каждый час. Даже на каторге.
Особенно на каторге...
Девушка приподнялась на локте, и Ким ощутил на себе пристальный взгляд.
ЧуднАя...
Можно подумать, она что-то разглядит в густом мраке. Хотя...
Ларго ожидал вопросов, но они так и не прозвучали. Вместо этого Шестьсот сороковая наклонилась и поцеловала его. Да так, что немедленно захотелось повторить их горячий ночной марафон.
– Иди ко мне. – Ким сгрёб её, намереваясь покрыть поцелуями каждый миллиметр тела.
Она заурчала, как киберкошка, повернулась спиной, и Ларго коснулся губами чувствительного места под волосами. Коснулся и замер. Он не видел, но знал: на нежной коже темнеют уродливые синие цифры.
Изделие № 640; партия 011200.62...
Отчего-то вспомнился разговор с господином Мирео на тридцать шестом этаже офиса "Стали и сплавов".
"Куклы этой партии могут имитировать эмоции. Любые эмоции..."
Ларго мотнул головой, прогоняя идиотскую мысль, но она застряла в голове, точно заноза. Захотелось спросить. И он спросил.
– Как удалось использовать кукол для уничтожения акционеров?
Шестьсот сороковая тут же вывернулась из его объятий, села и обхватила колени руками.
– Наши создатели увлеклись, – буркнула глухо. – Искали формулу идеальной эмпатии. В последней партии в изделиях было больше от женщин, чем от машин: сознание деформировали, но почти полностью сохраняли.
– Так значит... – по коже побежали мурашки, и Ким сглотнул. – Значит...
– Да, – кивнула смуглянка. Ларго отчётливо различал в темноте её абрис. – Он чувствовали и понимали всё, что происходит, но не могли противиться приказам. Они были живые, понимаешь? Живые куклы...
Ким помрачнел. Практически того же самого добивался от него зловещий монстр Сайрус Вик там, в Лаборатории.
– Не знаю как, но Персефоне удалось внедрить в партию вирус, – продолжила Шестьсот сороковая, глядя прямо перед собой. – Киборги получили возможность самостоятельно активировать один единственный процесс.
– Запускать самоуничтожение, – закончил за неё Ларго, и девушка повернулась к нему.
– Я должна была стать одной из них, – прошептала чуть слышно.
Ким обнял её за плечи.
– Больше никто не причинит тебе вреда, – сказал он. – Никто. Никогда. Пока я живу и дышу.
Она прильнула к нему так доверчиво, что волна нежности затопила Ларго.
Такая маленькая, хрупкая, но при этом невероятно отчаянная и смелая. Настоящий боец. Его особенный человек. Его женщина...
Ким помнил, что до войны люди могли выбирать себе пару и оставаться вместе на всю жизнь. Как же называлась эта древняя система?
Он нахмурился, но вспомнить так и не смог.
Да уж... Когда Сопротивление уничтожит Сайрусов, человечеству многому придётся учиться заново.
– Ким... – хрипловатый голос выдернул его из раздумий.
– Мм? – Ларго уткнулся носом в тёмную макушку.
– Я хочу, чтобы ты придумал мне имя.
Глава сорок девятая
Имя понравилось ей. Они вместе выбрали его из длиннющего списка, который Ким составлял неделю при помощи книг и советов Персефоны. Шестьсот сороковая особенно оценила, что писать его так же легко, как её злополучный номер. Всего три символа. Три буквы.