«В его горестной, тяжелой, преисполненной всяческих бедствий жизни можно с легкостью найти десятка два моментов, гораздо более трагических, но я не уверен, что найдется момент, который был бы столь волнующий… Ведь Абеляр не владел ничем, кроме жалкого клочка земли, подаренного ему неким благодетелем; на нем и возвели его ученики эту убогую молельню и несколько хижин. Но как только Абеляр узнает, что Элоиза лишилась убежища и, по сути, превратилась в бродяжку, он устремляется к ней из бретонской глуши и отдает ей в собственность то немногое, чем он обладал, отдает безвозвратно, и мы можем только едва-едва догадываться, какие богатства, какие великие сокровища чувств таятся за этим великодушным и величественным жестом».
Любовь Абеляра возросла и оформилась в сильное чувство во время переписки с Элоизой. Он понял, что глядя в Небеса, бодаясь с оппонентами, не увидел вовремя и не оценил по достоинству огромное и чистое, как небо, чувство земной женщины. Абеляр сумел увидеть масштаб великой любви к нему только пройдя через бедствия… Мера страданий – мера истины.
Комментируя «Короля Лира» Гегель писал: «Лир в своём безумии стал всё понимать, а слепой Глостер – прозрел».
В ненаписанной трагедии Шекспира кастрированный Абеляр познал всю глубину и силу женской любви. Склонённая к супружеству Элоиза не ожидала от него ничего хорошего. Она сказала: «Надеюсь, что после погибели обоих скорби будет больше, чем предшествующей ей любви».
Так и случилось. Каждое новое поколение людей добавляет свои слезинки в сосуд этой скорби. Вот и от Вас, Серкидон, как хотелось бы верить, этому сосуду немного перепало.
В заключении обратим внимание на сознание этих людей, изуродованное религиозными установками. Какая ненависть к своему телу и наслаждениям, которое дарует оно!
Абеляр – Элоизе:
«Вам известно, что после нашей свадьбы, в то время, когда вы находились в монастыре в Аржантейле, я тайно нанес вам визит, и вы помните, до чего меня довела моя чрезмерно пылкая страсть, когда я набросился на вас и заключил в объятия прямо в углу трапезной за неимением другого места, куда мы могли бы удалиться; вам известно, что нашему бесстыдному поведению не помешало то почтение, каковое должно было нам испытывать к месту, посвященному служению Богоматери».
Элоиза – Абеляру:
«Любовные наслаждения, которым мы предавались вместе, были для меня столь сладостны, что я не могу заставить себя ни изгнать из моей памяти воспоминания о них, ни запретить себе любить вспоминать о них. Куда бы я ни обратила свой взор, они тотчас же являются перед моими очами и будят во мне желания. От этих призрачных видений меня не избавляет даже сон. Даже во время обедни, когда молитва должна быть особенно чистой, эти непристойные видения завладевают моим несчастным сердцем с такой силой, что я бываю более поглощена этими мерзкими гнусностями, чем молитвой. Я должна была бы сокрушаться и стенать по поводу содеянных мной ошибок и преступлений, я же вздыхаю о тех, что я не совершила и не могу уже совершить».
Элоиза и Абеляр, просвещённые создания двенадцатого века, не понимали и не догадывались, что имеют полное право вкушать все плоды, которые дарует «сад супружества». Они были отравлены червивыми плодами с древа познания добра и зла.
Нет, воистину прекрасно, когда единственная религия – поэзия, единственная красота – здоровье130, а единственный Бог – истина, нашедшая приют в душе человека131.
Крепко жму Вашу руку, и до следующего письма.
-26-
Приветствую Вас, Серкидон!
Ну как Вам Средние века? Какие люди, какие страсти! Понимаю медиевистов, таких как Этьен Жильсон, Жозеф Бедье, Режин Перну, которые посвятили изучению Средних веков свои жизни. Мадемуазель Перну принадлежит достаточно спорная книга «Свет Средних веков». Какой там свет? Отблески костров инквизиции?
Туда на машине времени мы с Вами, Серкидон, не поедем. Такой экстрим не для нас. Попасть можно и к рыцарю на копьё, и в зачумлённый дом, и на огонёк к инквизиторам. Но поскольку разговор у нас о браке, попробуем от горькой темы – брак в Средневековье. Конечно, попытаюсь Вам эту пилюлю подсластить, но как получиться, не знаю… Брак, как мы выяснили, и без того (исключая медовый месяц) не сплошь сладок, а когда за дело берутся церковные фанатики…
Интересная закономерность: чем горше тема, тем слаще обеды у духовенства, чем темнее времена, тем ярче освещены церковные своды. «Чем больше у народа бед,// Тем у святош вкусней обед» Это – стихи. В Средних веках церковь правит бал. Пишу я эти строки, а в душе у меня звучит (почему-то!) музыка Гуно. «Церковь, церковь правит бал//Там правит бал…»