На Ратушной площади все было готово к казни. В воскресный день посмотреть на то, как будут сжигать злокозненную черную вдову, собралась приличная толпа, и законникам пришлось немало потрудиться, прежде чем удалось расчистить проход к помосту и сложенному рядом костру. Я плелась позади господина дознавателя, и вслед мне летели гневные выкрики. Нашлись и желающие поупражняться в метании камней и тухлых овощей, но до меня долетела лишь пара клубней. Зато, когда тухлое яйцо от особо меткого горожанина приземлилось аккурат под ногами законника, обдав его начищенные сапоги тучей вонючих брызг, охрана тут же угомонила особо буйных зевак, и остальные предпочли ограничиться сквернословием.
Дознаватель занял место на помосте. Палач, ожидавший рядом с костром, помог мне подняться. Так же как и все остальные, кто знал о приговоре, он старался как можно меньше прикасаться к участкам моего тела, не скрытым рубищем. Я забралась столь высоко, что оказалась на сложенных поленьях практически вровень с помостом.
Поверх выплеснувшегося на площадь моря людских голов я видела каменную ратушу, во все стороны от которой расходились неширокие улочки. За годы, проведенные в городе, я хорошо изучила каждый проулок. Невдалеке виднелась крыша аптеки, где я работала после окончания обучения, рядом стоял дом, выкупленный мною на деньги Ридберга. Чуть поодаль торчали голые кроны деревьев городского парка, где Эдвин признался мне в любви. А первое наше свидание прошло в кофейне напротив ратуши. Я и сейчас видела, как ветер раскачивал ее деревянную вывеску.
Господин дознаватель что-то говорил, люди поворачивались друг к другу, перешептывались, напоминая рокот моря, его темные беспокойные воды. А я смотрела только вперед, не отрывая взгляда слезящихся глаз от поднимавшегося над черепичными крышами солнца. День обещал быть ясным, и зимнее прозрачно-голубое небо расчерчивали тонкие вертикальные полосы дыма, поднимавшегося из многочисленных труб. Картина эта казалась мне безмятежно прекрасной, и от открывавшегося передо мной вида щемило сердце.
– И сегодня справедливость наконец восторжествует, – ворвался в мои мысли голос господина дознавателя. – Убийца будет предана огню, и ее тлетворная магия сгорит в пламени вместе с ней.
Толпа одобрительно загудела.
Палач с зажженным факелом в руке подошел к костру.
Солнце, яркое на безоблачном небе, равнодушно освещало площадь.
– Господин законник, а как же древний обычай? – раздался откуда-то из толпы громкий голос, показавшийся мне смутно знакомым.
Дознаватель, палач и я одновременно скользнули взглядами по головам людей, выискивая крикуна. Я заметила его первой, и все внутри сжалось от узнавания. Господин Кауфман, аптекарь, у которого я работала, стоял, глядя на законника прямо и строго. Отчасти я была счастлива увидеть здесь хоть одно знакомое лицо. Но с другой стороны, мне бы не хотелось, чтобы добрый старик стал свидетелем моей казни.
– Как же обычай, господин законник? – повторил Кауфман. – Ежели найдется мужчина, желающий жениться на несчастной, приговоренной к смерти, и взять на себя полную ответственность за ее жизнь и дальнейшие действия, то казнь будет отменена.
Надежда, глупая и бессмысленная, вспыхнула в душе ярче костра, на мгновение согрев мое закоченевшее тело. И тут же угасла, столкнувшись с суровой реальностью. Кто же решится взять в жены четырежды вдову?
Господин дознаватель наконец увидел аптекаря, и губы его искривились в насмешливой улыбке.
– Все правильно, уважаемый господин… Кауфман, верно? Аптекарь. Уж не хотите ли вы сказать, что сами готовы взять в жены свою бывшую помощницу? Да будет вам известно, двоеженство в нашей стране запрещено.
В толпе раздались редкие смешки. Аптекарь нахмурился, чуть смутившись, но не отвел взгляда.
– Хорошо, будь по-вашему, – произнес господин дознаватель. – Кто из вас, храбрецы, согласится жениться на этой женщине, осужденной за убийство четырех мужей? Есть ли желающие расстаться с жизнью, ощутив на себе смертельную хватку ментальной магии? Может быть, вы? Или вы? Может быть, вы, палач?
Палач равнодушно дернул плечом.
– Да как по мне, ей и тут хорошо, – пробасил он, показывая на костер.
Собравшиеся на площади люди поддержали его одобрительным хохотом.
Законник, вытянув вперед тонкую руку, указывал то на одного, то на другого мужчину в толпе, специально выискивая самых отъявленных забияк. Те отшатывались, бледнели, мотали головами, а затем с удвоенной силой принимались кричать, распаляя остальных:
– Сжечь! Сжечь убийцу!
Господин дознаватель торжествующе улыбнулся.