Побеги девушек, особенно засватанных, зачастую в момент движения свадебного поезда, были, очевидно, не единичными явлениями, коль скоро отложились в порядках обычного права. Убежавшую невесту жених мог застрелить; ее родные одобряли такой поступок, возмещали ему утраченную пулю, приговаривая: «Удачливая рука!», как будто бы они сами ее убили. Особенно строптивым заранее угрожали такой расправой, давали жениху пулю, которой он имел право ее убить. Это называлось «выдать замуж с пулей в спину».{534}
Другой вид брака — сожительство без церковного оформления (gruja pa kurorë) («груя па курорэ», буквально: «женщина без венца»). Бывало так, что муж покидал свою законную жену и создавал семью с другой женщиной по собственному выбору. Имел место и так называемый пробный брак, под которым, возможно, подразумевался установленный исламом «временный брак» («мута» или «сийга»). Христианская церковь яростно боролась с такими проявлениями своеволия.{535}
Если брак заключали самовольно сами брачащиеся, без сватовства и всех полагающихся обрядов, то девушка не имела права надевать наряд невесты: она отправлялась к мужу в девичьей одежде.{536}
Проще и свободнее заключался повторный брак вдовцов и вдовиц. Этикет требовал, чтобы вдовому человеку подобрали жену сестры или другие ближайшие родственницы.
Самым свободным и инициативным лицом оказывалась вдова: она сама могла выбирать свою судьбу — остаться в доме умершего мужа (в этом случае семья должна была содержать ее, женить сыновей и выдавать замуж дочерей по всем правилам) или же вступить во второй брак по своему усмотрению, находить себе второго мужа, отвергать не угодных ей претендентов. Дети от первого брака должны были оставаться в доме ее первого мужа, их отца. Этот же порядок действовал и при разводе. Иногда их отдавали на воспитание другим родственницам по отцовской линии. Здесь действовали неумолимые законы патриархальной семьи. Только при отсутствии близких родственников по отцу мать могла взять детей в свою новую семью; ее муж обязан был содержать и воспитывать сирот как своих собственных детей.{537}
Патриархальные порядки требовали, чтобы незаконнорожденные дети воспитывались в доме отца. Внебрачные связи осуждались общественным мнением (особенно изуверских кар требовала католическая церковь). Обесчещенную девушку оскорбитель обязан был взять в жены (в противном случае возникала кровная месть). Но если оскорбителем оказывался женатый мужчина, он обязан был взять незаконнорожденное дитя в свою семью и воспитать его, не различая со своими детьми, рожденными в браке.{538}
Наиболее распространенной формой заключения брака, считавшейся нормой, был брак по сватовству. Инициатива в подыскивании брачного партнера практически повсеместно и постоянно принадлежала дому юноши.
Дом, где была девушка на выданье, как правило, занимал выжидательную позицию и, лишь получив предложение, начинал принимать меры, чтобы разузнать все нужное о семье юноши. Это соответствовало правилам и понятиям патриархального общества. На рубеже XIX–XX вв. и в первые десятилетия XX в. под влиянием буржуазно-либеральных идей от этого правила начали отступать представители богатых городских слоев, стремившихся обеспечить своим дочерям выгодные партии в среде высших слоев общества. Их примеру с некоторым запозданием стали следовать зажиточные семьи из пригородной сельской округи. Но эти случаи были, скорее, исключительными и не меняли общего положения вещей.{539}
При подыскивании невесты, как правило, прибегали к помощи сватов. В разных местностях сват назывался по-разному: lajmës («лаймэс» — вестник), ndërmjetës («ндэрмьетэс» — посредник), këpucegrisur («кэпуцегрисур» — стаптывающий башмаки), krushqar («крушчар» — свойственник), наиболее распространенный термин — shkues («шкуэс» — ходатай). Институт сватов по сути своей восходит к древнему, принадлежащему еще обычному праву институту посредников, третейскому разбирательству дел, возникающих между двумя группами, партиями (недаром тем же термином называется посредник в делах кровной мести). Посредничество было необходимо при традиционном заключении браков между членами определенных фисов, жителями определенных краин. Семьи, которым надлежало породниться, не знали друг друга, через третейское посредничество им легче было разузнать все друг о друге и сподручнее дать отказ. Постепенно посредничество прочно вошло в обычай, к нему прибегали даже в тех случаях, когда будущие родственники жили в одном селе.