Обычай первой брачной ночи имел различные варианты. В традиционной свадьбе «без молодоженов», как мы видели, посещение было тайным. В южных районах женщины уводили в спальню невесту уже в конце воскресного празднества. Туда же (якобы силой) друзья заталкивали жениха. Он должен был снять красное покрывало, то самое, которое закрывало ей лицо, а сейчас укутывало всю девушку, лежавшую на кровати. В других местах брачная ночь происходила в понедельник после свадьбы, или во вторник, после того как тесть и теща угощали у себя дома зятя, и даже в среду. Особых противоречий здесь нет: обычай требовал, чтобы новобрачная сопротивлялась мужу в течение трех ночей. Осмотр постели новобрачной производила свекровь или другие женщины и в случае неблагоприятного результата отправляли ее с позором к родителям.
Семейный статус человека изменялся с момента обручения. В албанском языке нет специальных понятий «жених», «невеста» и «зять», «невестка». Nusë («нусэ») означает и «невеста» и «невестка», nusi, nusia («нуси», «нусия») — существительное, означающее состояние «быть в женах». Семья будущего мужа называет помолвленную девушку «нусэ»; так же ее зовут и после замужества, обращаясь к ней лично, ибо по правилам избегания по имени называть невестку не полагается. Говоря о ней с третьими лицами, называют ее «наша невестка», опять-таки без имени. Когда сообщается, что невеста надевает petkat е nusisë, это значит, что она меняет девичий костюм на женский; собственно подвенечного ритуального костюма не было до тех пор, пока в городах под влиянием европейской моды в первой половине XX в. не стали надевать белое платье с фатой (в сочетании с черной пиджачной парой жениха), в сельской местности даже в середине XX в. эту моду не перенимали.
Жениха и зятя называли dhëndër («дэндэр»). К нему тоже не обращались по имени и не называли его имя посторонним.
Молодожены — отныне безымянные зять и невестка — участвовали в некоторых послесвадебных обрядах. Во вторник следующей за свадьбой недели зять посещал тестя и тещу, которые принимали его с почетом и угощали. Когда он возвращался домой, его главный помощник — «брат» — покидал его дом. Это означало, что свадебный ритуал закончен. В среду невестка приступала к повседневной домашней работе.{564} В некоторых местностях и новобрачная вместе с мужем посещала родных во вторник, тогда этот обычай выглядел как известное у многих народов мира «возвращение домой».{565}
У горожан-католиков послесвадебные обряды продолжались еще во вторник, среду и четверг: в дом молодоженов собирались женщины, новобрачная в парадных одеждах стояла неподвижно и принимала посетительниц.{566} Надо полагать, что это был акт признания ее нового общественного положения — включение ее в группу замужних женщин. Это тем более вероятно, что все мужчины покидали дом, как бы отстраняясь от происходящего ритуала. Новобрачный в это время сидел на базаре (место мужского времяпрепровождения) и угощал в кофейне всех, кто приходил его поздравлять: таким образом, и он совершал ритуал включения в группу женатых мужчин.
Две недели спустя после свадьбы новобрачная возвращалась в дом родителей. С ней отправлялся и муж. Его приглашали к обеду, и после этого он один уходил домой и лишь по прошествии заранее обусловленного срока приходил, чтобы забрать ее домой. Провожали ее и подруги. В дом отца надо было идти быстро и весело, а уходить медленно и грустно — так следовало показывать свое почтение к родной семье.
По возвращении от родителей молодая принималась за домашние дела. С этого момента она считалась равной среди женщин: выходила из дома в церковь, в гости, сама принимала гостей.
А. Н. Анфертьев
Греки
«Благонравие, послушание, страх перед стариками, как и вообще перед людьми старшего возраста, и трудолюбие — вот главные моменты в воспитании детей у современных греков» — так начинал докторскую диссертацию о свадебных обычаях своих соотечественников, защищенную в Халле в 1880 г., Ф. Сакеллариос, уроженец Эпира.{567} Действительно, без изучения греческой семьи — фундаментальной социальной и экономической ячейки общества, основного источника ценностных ориентиров — невозможно далеко продвинуться в понимании любых сторон греческой истории последних веков. Но даже на фоне общей слабой изученности греческой народной жизни (за исключением устного творчества) проблемы семейной жизни исследованы удивительно мало. До некоторой степени лучше известны благодаря нескольким подробным описаниям свадебные обряды. К сожалению, авторы этих описаний либо руководствовались теорией «пережитков» Дж. Фрезера,{568} либо пытались непосредственно искать в современных обрядах древнегреческое (в лучшем случае византийское) наследие.{569} Хотя и нельзя отрицать наличие древнегреческих архаизмов в свадебной обрядности нового времени (ср.: бросание на голову невесты яблока — μηλοβολειν), однако многое в ней роднит греков с современными народностями Малой Азии: турками, армянами, курдами, айсорами и др.,{570} с одной стороны, и народами Балкан — с другой. Это обстоятельство требует тщательного анализа исходя из общих представлений об обрядовом койнэ, сформировавшемся в первые века христианской эры на территории Восточной Римской империи, и его последующей истории.{571} Точно так же нуждаются в оценке возможности славянских, албанских, влашских, турецких влияний на региональные варианты брака и брачных отношений в Греции, имея в виду существенную полиэтничность ее населения в период османского владычества, частично сохраняющуюся до сих пор. В настоящей работе нет возможности разбирать все эти сложные вопросы, затрагивающие самую суть этнической истории Греции.{572}