Душа, которую раньше хотели познать, чтобы спасти, оказалась теперь, образно говоря, под микроскопом лаборанта. Экспериментальное исследование и наблюдение превратились со временем в психологический метод. К несчастью, этому процессу сопутствовал отказ от всего, что было связано с традиционной религиозной психологией, а следовательно, и отказ от прежней модели счастья. Религиозная тенденциозность, по мнению ученых, замутняла стекло микроскопа. Единственной движущей силой психики был объявлен инстинкт выживания индивида и рода, что было продиктовано попыткой увидеть в психической жизни узловое соединение более или менее успешных механизмов переживания. Таким образом, психологическое исследование развертывалось в рамках биологической модели.
Фрейд – «Христофор Колумб психологии» – не изменил этой биологической модели, но описал душу как сущность, которую удерживают в рамках подобной модели только фанатичные научные верования. Но сам Фрейд остался верующим! Голод, жажда, агрессия, размножение, сексуальность – эти идолы заменили прежних богов. Тем не менее Фрейд, вероятно, испытывал временами дискомфорт, связанный с теснотой биологического догматизма. В мире души он наблюдал репрезентацию сил, которые невозможно было втиснуть в научные рамки. В конце концов Фрейд пришел к выводу, потянувшему за собой предположение о полярной природе основных человеческих влечений, одни из которых, по мнению Фрейда, провозглашают жизнь и сводятся к эросу, а другие провозглашают смерть и могут быть сведены к танатосу.
К. Г. Юнг, поначалу поддерживавший сотрудничество, а позднее порвавший с Фрейдом, освободил психологию от ярма биологического академизма, хотя и не чуждался естественно-научных методов, признавая необходимость объективности в процессе наблюдения собственной психической деятельности и душевной жизни пациентов. Юнг был объективен и в более широком смысле: он освободился от слабостей своих предшественников, которые, опасаясь ступить на шаткую почву религиозности, догматически сводили всю психическую жизнь к биологическому инстинкту самосохранения. Не ограничивая себя таким рамками, Юнг пришел к выводу, что радость и страдание, а также образы и стремления психики не могут исчерпываться сферой базовых инстинктов голода, жажды, агрессии и размножения. Некая другая сила, иное влечение руководит человеком. Юнг назвал эту силу влечением к индивидуации.
Впоследствии проблемой индивидуации занимались многие известные психологи, вводя в психологию такие понятия, как «поиск смысла» (нем. «Suche nach dem Sinn»), «поиск собственной идентичности» (нем. «Suche nach der eigenen Identität»), «эскиз бытия» (нем. «Seinsentwurf»), «творческое начало» (нем. «Kreativitität»), «второе измерение» (нем. «Zweite Dimension») и подобные термины, содержание которых, однако, остается неопределенным.
Индивидуация: одиночество или коллективность?
Данная глава представляет собой подробное описание индивидуации, доказывающее практическую ценность этого юнгианского понятия для исследования психологии человека.
Индивидуация – это процесс, который вместе с тем можно именовать влечением, поскольку индивидуация столь же настоятельна, как и голод, жажда, агрессия, размножение, стремление к релаксации и благополучию. Юнг всегда подчеркивал, что существуют различные аспекты индивидуации. Он делал акцент на важности индивидуального развития души, которая, уходя корнями в коллективную психику, и, оставаясь внутри нее, должна развиться самостоятельно. Юнг часто писал о важности становления сознания, указывая на то, что бессознательное начало должно интегрироваться сознанием. Порой он связывал индивидуацию с аналитическим процессом, но никогда не утверждал, что индивидуация возможна лишь в рамках психоанализа.
Влечение к индивидуации подталкивает нас к соприкосновению с божественной искрой, заключенной внутри нас, которую Юнг назвал самостью.
Цель и процесс индивидуации могут изображаться лишь при помощи символов. К примеру, жизнь Иисуса Христа – один из возможных символов данного процесса, стремящегося привести человека в соприкосновение с центром мира, как говорят верующие, с Богом, который одновременно является центром нашей самости.
Другой символ индивидуации – образ «путешествия к золотому граду Иерусалиму». Например, в «Паломничестве» Беньяна очень подробно изображается полное тягот и приключений странствие паломника. Правда, в действительности, путешествуя к золотому граду Иерусалиму, мы всегда находимся в начале или в середине пути, но никогда не достигаем цели.