— Ты отлично знаешь, черт побери, что просил. — Он говорил тихо, сдержанно, почти мягко, но это действовало на нервы хуже всякого крика. Именно так он отчитывал служащих «Мескал-Слейя», если какой-нибудь бедняга имел несчастье вызвать его гнев.
Она невольно поежилась, и он, должно быть, заметил это: взглянув на него, она встретила жестокий, холодный взгляд. Он налил ей бургундского, но она не притронулась к вину, подавила горячность и заговорила его же тоном:
— Ты мне больше не начальник. Если помнишь, ты сам меня уволил и предложил работать у Слейдов. — Она снова начала вертеть вилку, просто для того, чтобы занять руки. — Теперь я не обязана с тобой советоваться. Я хочу испытать собственные силы.
Он отложил нож, не сводя с нее ледяного взгляда.
— Смысл состоял в том, чтобы мы совместными усилиями поставили компанию на ноги? Или ты забыла?
Ей захотелось убежать и спрятаться от этого взгляда, но она, справившись с малодушием, закинула руку на спинку стула и приняла небрежно-изящную позу.
— Это была твоя идея, а не моя, — бесстрашно сказала она. — Да и вообще не понимаю, откуда она могла взяться, если в наших отношениях нет элементарного согласия. Словом, либо я занимаюсь этим сама, либо не занимаюсь вовсе. А что касается совместных усилий… — она вновь прогнала трусливое желание уйти из комнаты, нарочито уткнулась в остывающую тарелку и даже сумела донести до рта кусочек лука, — я буду настаивать, чтобы мы теперь спали раздельно. Я не хочу никакой физической близости, пока…
— Неужели? — ловко перебил он, не давая ей договорить. — Ты ведь так это любишь, заводишься от одного моего прикосновения…
Теперь она смешалась, щеки ее пылали. Именно поэтому она и отвергла всякие сомнения, окончательно решив, что должна спать одна! Довольно унижений!
— Может, ты по-прежнему встречаешься с Фентоном и он удовлетворяет все твои безумные потребности? — вкрадчиво добавил Джуд, и его глаза превратились в злобные щелки.
Сдерживая слезы, она вскочила, едва не опрокинув стул. Сколько можно терпеть? Это невыносимо!
Напускное самообладание покинуло ее, лицо исказилось, и она с усилием выдавила:
— Я хочу развода.
Не было смысла обманывать себя надеждой, что все еще образуется. Как только стало ясно, что он не собирается ее слушать, ей пришлось признать, что между ними все кончено. К чему обрекать себя на эти муки, муки любви к человеку, который хотел только одного: наказать ее за преступление, которого она не совершала?
— Я ждал этого. — Он источал бешенство, почти зримое, и огненные пятна гнева на ее щеках, слезы ярости, застывшие в ее больших серых глазах, отражались в его прищуренном взгляде. — Мне было интересно, когда ты произнесешь эту фразу.
При этих ледяных словах ее гнев исчез, и она схватилась за спинку стула, чтобы не упасть. Выходит, он специально ждал, когда она предложит развод, чтобы избавиться от постылого брака? И как она могла, вопреки здравому смыслу, надеяться, что он, обвинивший ее во всех смертных грехах, захочет, чтобы она все-таки оставалась с ним, скажет, что она нужна ему?
Именно это желание он и высказал, но как по-разному звучат одни и те же слова! С побелевшим, как бумага, лицом она слушала, как он проговорил подчеркнуто медленно:
— Развестись с тобой, чтобы ты вышла за Фентона и свободно распоряжалась так называемыми «Миллионами Слейдов»? Ни за что. — Свирепо отшвырнув стул, он выпрямился во весь рост, и она почувствовала себя совсем уничтоженной. По его суровому и жестокому лицу пробежала усмешка. — Ты использовала меня, чтобы завладеть своим наследством, а деньги были тебе нужны, чтобы ублажать своего любовника и привязать его к себе. Этого не будет. Хватит. Я не собираюсь подносить тебе свободу на блюдечке. Ты моя жена, ты будешь жить под моей крышей и спать в моей постели.
Ничего более унизительного он не мог сказать, и теперь она не знала, любит его или ненавидит. Наверное, и то, и другое, ведь от любви до ненависти один шаг. Но страдание и позор только подхлестнули ее.
— Ты не сможешь меня остановить, если я захочу уйти к нему, — безрассудно выпалила она. Как ни странно, это вернуло ей самообладание, почти хладнокровие. Она презрительно сжала губы. От гнева осталась лишь легкая дрожь в голосе. — Судя по тому, что ты обо мне думаешь, я не из тех женщин, что постесняются уйти от мужа и жить с любовником.
На мгновение воцарилась мертвая тишина, густая и тяжелая. Один лишь миг она чувствовала, что одержала верх, хотя знала, что совсем не этого хотела. И тогда он ледяным голосом произнес:
— Только попробуй, и я приволоку тебя обратно, невзирая на твои вопли и сопротивление. Это я тебе обещаю. Я найду тебя везде и заставлю платить. Всю жизнь.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Следующие десять дней Клео провела в Доме Слейдов. Она оставила Джуду короткую записку, в которой извещала о своем отъезде туда; Мег она объяснила, что больной дядюшка нуждается в ее обществе, и та сочувственно кивнула.
Можно было вернуться в Бау, но ей сказали, что дом уже куплен. Кроме того, оттуда Джуд вернул бы ее без колебаний, но даже он с его характером вряд ли решился бы вытаскивать ее из дядиного дома.
Эти дни она почти не выходила из офиса в Истчипе, разбирая с Люком и другими членами Правления дела компании; она старалась не замечать грубостей кузена и утешала себя мыслью, что предложенные ею планы работы «Фондов Слейдов» понемногу сдвинули дело с мертвой точки, причем без всякой помощи со стороны Джуда. Кстати, и Грейс призналась, что здоровье мужа улучшилось и он заметно успокоился с тех пор, как Клео появилась у них. Это приятное известие означало, что Грейс готова признать ее. Должно быть, такое замечание стоило ей немалых усилий, ведь в нем не было ничего лестного для ее возлюбленного сыночка!
Но сегодня Клео решила остаться с дядей, чтобы втолковать ему свой план: теперь, когда спад остановлен, следовало осторожно наметить направления дальнейших вложений — Люк доверия не заслуживал, а обращаться к Джуду — черта с два! Дела ее компании — только ее дела.
Дядя Джон с благодарностью одобрил ее проект, да она в этом, и не сомневалась.
— Ты даже не представляешь, как я рад, что именно ты вытягиваешь старую фирму, — улыбнулся он, переворачивая последний лист. — Тебе с самого начала не имело смысла работать в «Мескал-Слейд».
Клео промолчала: не могла же она сказать дяде, что ее в дрожь бросало от одной мысли о совместной работе с его сыном. Она выводила
«Фонды Слейдов» на твердую почву и гордилась этим. Она ухватилась за свое дело, ведь больше в ее жизни ничего не осталось.
Конечно, прежде чем какие-то из ее замыслов будут пущены в ход, должно собраться Правление, куда, само собой, пригласят и Джуда по праву главного пайщика; может быть, ему предложат и место в Правлении… но об этом рано судить.
Джуда ожидала еще одна новость. Два дня назад Клео узнала, что беременна. Но как и когда сообщить ему об этом?
— Пожалуй, мы можем позволить себе по бокалу вина. Свой маленький праздник мы заслужили.
Джон Слейд поднялся, глаза старика блестели, и Клео с трудом освободилась от тяжких мыслей.
— С удовольствием.
— Ты еще долго у нас пробудешь? — спросил он, передавая ей тяжелый резной георгианский бокал.
— Вряд ли. — Клео пригубила золотистый напиток, не зная, что сказать дальше. С ее приезда сюда минуло десять дней, и пора было уезжать. Но куда? Обратно к Джуду?
Здесь она чувствовала себя в безопасности, под защитой. Когда она приехала, дядя так обрадовался, что и не пытался этого скрыть. Он полагал, что она поступила разумно, обосновавшись здесь в самом начале сотрудничества с Люком: вместе было удобнее каждый день ездить в Сити, а в случае необходимости оставаться на работе и за полночь.