Так они и сидели, на двух подушках друг напротив друга.
Эл-Ит чувствовала себя свободно, как дома, потому что привыкла так сидеть всегда, но для Бен Ата эта поза была неудобна, он боялся пошевелиться, из опасения, что подушка выскользнет из-под него на полированном полу.
— Ты всегда так одеваешься?
— Оделась так специально ради тебя, — парировала Эл-Ит, и Бен Ата снова покраснел: с тех пор как она приехала сюда, она видела столько сердитых, смущенных мужчин, сколько в жизни своей не встречала. И она даже призадумалась: может, у них тут у всех какое-то заболевание крови или кожи?
— Знал бы, что приедешь в таком виде, заказал бы для тебя наряды. Кто же мог предположить, что ты оденешься как служанка?
— Бен Ата, я всегда одеваюсь просто.
Ее широкое платье простого покроя вызывало в нем раздражение и злобу.
— А мне говорили, что ты вроде бы королева.
— Да и тебя не отличить от твоих собственных солдат.
И тут он ухмыльнулся, оскалив зубы, и пробормотал что-то, насколько она поняла, означавшее:
— Сними-ка эту штуку, и я тебе покажу.
Она понимала, что он сердит, но не представляла, что до такой степени. Когда его страна вела очередную войну, при первом же вступлении армии на чужую территорию какую-нибудь девицу тут же вталкивали к королю в палатку или просто бросали к его ногам. Почти все пленницы обычно плакали. Некоторые шипели и плевались. Некоторые кусались и царапались, когда он входил в них. Кое-кто плакал не переставая в течение всего процесса совокупления. А некоторые скрипели зубами, демонстрируя свое отвращение к нему. Бен Ата был не из тех, кто получает удовольствие, причиняя другим страдания, так что этих он приказывал вернуть по домам. Но вот что касается тех, кто плакал, или тех, кто как-нибудь сопротивлялся, — от них, как подсказывал личный опыт, можно было получить большое наслаждение, и этих он постепенно приручал. Таков был обычай, и он его соблюдал. Бен Ата совокуплялся с женщинами на всей территории своей страны и часто их оплодотворял. Но не женился, да и не собирался жениться; между прочим, его представления о браке были сентиментальными и возвышенными, как у всякого, не знающего женщин по-настоящему. А эта женщина, которая заставит его страдать почти бесконечно, хоть и с перерывами, являла собой нечто незнакомое, лежавшее за пределами его жизненного опыта.
Все в ней возмущало Бен Ата. В красоте Эл-Ит не откажешь: темные блестящие волосы, большие карие глаза и все прочие достоинства, но физически невеста его совершенно не возбуждала, и он оставался к ней холоден.
— Долго мне еще торчать тут, при тебе? — Она задала именно тот вопрос, который он с тоской предвидел, и именно таким нудным тоном, как он и ожидал.
— Сказали, несколько дней.
Наступило долгое молчание. В эту большую уютную комнату доносился только плеск струй воды в фонтанах, да мелькали на стенах отблески света, отражаемого водной гладью прудов и фонтанных чаш.
— Как у вас это делается, в вашей стране? — поинтересовался Бен Ата, догадываясь, что вопрос сформулирован довольно неуклюже, но не умея придумать ничего другого.
— Что как делается?
— Ну, начнем с того, что у тебя много детей, насколько мы знаем.
— Родила я пятерых. Но я мать для многих. Всего их больше пятидесяти.
Эл-Ит видела, что с каждым сказанным ею словом расстояние между ними становится все больше.
— У нас так заведено: если ребенок осиротел, я становлюсь его матерью.
— Приемной.
— Нет, у нас нет такого слова. Просто становлюсь ему матерью.
— Понятно, ну, и, само собой, ты относишься к этим детям точно так же, как и к своим собственным, — сказал он, заранее передразнивая ее предполагаемую шаблонную фразу, которую произносят в таких случаях.
— Нет, я этого не говорила. И потом, пятьдесят детей — слишком много, не получится создать с ними очень близкие отношения.
— Ну, и тогда какие же они тебе дети?
— У них у всех равные права. И каждому я уделяю одинаковое время, насколько могу.
— Я не так представляю себе мать своих детей.
— Как ты думаешь, от нас ждут именно этого?
Ее слова привели его в ярость! Бен Ата вообще-то не особенно задумывался об этом унизительном, отвратительном, навязанном ему союзе; он скорее жил чувствами. Но предполагал, что обязательно должны быть дети «для скрепления альянса», — или для чего-то в этом роде.