— Этого никак нельзя сделать, — возразила графиня. — Вы не можете уехать из Петербурга без паспорта. Она не может отлучиться из дворца больше, чем на час или на два, иначе ее сейчас же хватятся. Вас сейчас же найдут, поймают и вы лишитесь ее навсегда.
— Тогда как же мне быть, графиня? Посоветуйте что-нибудь. Не обратиться ли мне непосредственно к императору с просьбой о милости?
— Нет, из этого ничего не выйдет. Княжна слишком богатый приз, ее иностранцу не отдадут. А вы послушайте, что я вам скажу.
— Я весь — внимание.
— Вы должны в меня влюбиться, — сказала графиня. — Понятно, для вида только, чтобы разошелся слух о нашей свадьбе. Вы у меня все это время бывали очень часто, ваши лошади то и дело останавливались у моего подъезда. Ясное дело, что между нами что-нибудь есть… Всякие подозрения моей кузины будут сняты, и вам свободнее можно будет действовать. Иначе ведь она подвергается большой опасности.
— Неужели император вмешивается в такие мелкие дела?
— С императором шутки плохие. За самовольный брак с особой, состоящей под его личной опекой, русский подданный может угодить в Сибирь. Вас, как английского подданного, в Сибирь, конечно, не сошлют: за вас заступится посольство.
— А ее? Ведь с ней, пожалуй, что-нибудь сделают, если император рассердится?
— Обвенчавшись с вами, она сделается английской подданной, так что ваш посол заступится и за нее. Со мной ничего особенного сделать нельзя, разве только выслать из России, потому что я также иностранная подданная. Поняли все?
— Понял, графиня, и — Боже мой, до чего я вам благодарен! Теперь я буду действовать только по вашим указаниям.
— Об этом именно я вам и хотела попросить. А теперь пока до свиданья, капитан О’Донагю.
ГЛАВА XV. Побег и злая погоня
— Все это очень хорошо, — сказал Мэк-Шэн, конца О’Донагю передал ему свой разговор с графиней, — но вот вы мне что скажите: думаете ли вы довериться Дмитрию или нет? Ведь, с одной стороны, услуги такого опытного, ловкого и сообразительного человека представляют большую ценность, а с другой стороны — он будет обижен, если вы его устраните от этого дела. Между тем он очень много знает — знает и карлика, который к вам ходил, и семейство княжны, и ее самое. По-моему, следует ему довериться.
— Я с вами согласен, но только вы не все ему сказывайте.
— Нет, я не скажу ему всего, да в этом и не будет надобности, потому что он сам поймет и раскусит все остальное без дальнейших слов.
— Делайте, как знаете, Мэк-Шэн, но только я сперва поговорю об этом с графиней. Я буду у нее завтра. Ведь я дал слово ничего без совета с ней не предпринимать.
О’Донагю съездил к графине, та поехала к княжне во дворец, и на другой день капитана уведомили письмом, что на Дмитрия вполне можно положиться. О’Донагю позвал курьера и сказал, что он рассчитывает на его верность и хочет ему вполне довериться.
— Всячески постараюсь заслужить вам, барин, я только и думаю о том, как бы поступить к вам на службе совсем, а не на время только. Предупреждаю вам об одном: когда вы соберетесь уезжать совсем из Петербурга, вы меня предупредите за несколько дней, потому что нужно будет сделать публикацию в «Ведомостях». Я это беру на себя.
— Какую еще публикацию?
— Публикацию о вашем выезде за границу, чтобы все знали, что вы не бежите от долгов. Без этого вам не выдадут паспорта.
— Как я рад, что вы мне это сказали. Вы, значит, догадываетесь, что я рассчитываю уехать не один, а с женой, которою будет, как я надеюсь, графиня Эргорн?
— Понимаю, барин, и постараюсь, чтобы об этом узнали все.
С этими словами Дмитрий ушел.
Зима в этом году установилась очень суровая. Нева замерзла рано, мосты были разведены. На улицах появились сани, на гуляньях выросли горы для катанья. О’Донагю продолжал посещать графиню Эргорн почти каждый день, его лошади подолгу стояли у ее подъезда, но с княжной он не видался больше месяца, и даже карлик ни разу к нему не приходил. Соблюдалась особенная осторожность. В свете усиленно говорили о предстоящем замужестве графини. Она была красива и богата, к ней сваталось много женихов, но до сих пор она всем отказывала, предпочитая оставаться свободной. Поэтому О’Донагю все поздравляли, считая, что ему особенно повезло.
На одном праздничном выходе император подошел к О’Донагю и спросил, правда ли, что он собирается отнять у двора одну из самых красивых дам.
— Считаю эти слова за милостивое соизволите вашего императорского величества, — отвечал О’Донагю с нижайшим поклоном.