Был уже десятый час, когда мы добрались до базы. Чуть раньше к дому подъехал мотоцикл. С него слез — весь в снегу — Митьо. Пока я припарковывал джип, Митьо отволок машину под навес, к нему вышла Марина, и они о чем-то заговорили. При этом она обернулась в мою сторону и указала рукой на меня. В маленьких прищуренных глазах Митьо я увидел откровенный вызов, а Марина зыркнула с тем же презрением, с каким ночью окрестила меня замечательным словом «евнух». Лопнуть от смеха можно, глядя на эту женщину и слушая ее!
Если бы я был чуть более прозорлив, я мог бы догадаться, о чем у них идет речь, но я, дурак, вообразил, что она демонстративно мстит мне…
В коридоре на первом этаже я встретил Васила. От него несло ракией за версту, и вид у него был такой, будто он только что оторвал голову от смятой подушки. Он, очевидно, наблюдал из окна за своей женой и Митьо, потому что, увидев меня, кинулся тут же, размахивая руками и крича во всю глотку:
— Ну?! Ты видел их? Бесстыжие твари! Насмехаются надо мной, я знаю! Ну, ничего, ничего! Я так посмеюсь над ними, что они меня всю жизнь помнить будут!
— Не понимаю — ты о чем? — Я изобразил из себя придурка и поспешил в кухню. Обычного моего утреннего кофе не было. Впрочем, я так и знал — «оне», видите ли, сердиты за ночное. Васил шел за мной по пятам и ныл:
— Слушай, Боров, будь человеком! Вышвырни этого типа с базы! У меня душа горит, подлец этакий!
Все остальные из охраны, сидевшие за столом, подняли головы и навострили уши.
— Кого я должен вышвырнуть? — с наивным видом спросил я и налил в турчик воды из крана.
— Митьо, подлеца, кого же еще!
— А за что?
— Ты что, не видишь, как он вертится около моей жены!
— Вот оно что! Значит, он вертится около твоей жены, а ты… — я перешел почти на шепот и крепко схватил его за лацканы пиджака, — ты в это время валяешься с уборщицей! Поэтому я, пожалуй, вышвырну прежде всего тебя!.. И, конечно же, не только из-за уборщицы, но и потому, что осточертело мне твое проклятое пьянство и нытье. И вообще — всякий стыд потеряли на этой базе, черт бы вас побрал! Эй, Митьо! — закричал я из коридора. — Прекрати шушукаться с Мариной и иди сюда!
Я вовсе не собирался читать им мораль, но эти ежедневные скандалы меня просто угнетают. Выходит, Генчев прав — у меня, может быть, и вправду чего-то не хватает, чтобы стать хорошим руководителем. Эти трое действуют мне на нервы и портят и без того нелегкую жизнь — пьют, ругаются, занимаются любовью, превратили заповедник в коммуналку, а я в это время как псих мотаюсь по Чистило.
— Чего тебе надо? — Митьо стал передо мной, раздвинув крепкие ноги и насупив брови.
— И ты еще спрашиваешь?! — заорал Васил и кинулся на него с кулаками. Митьо ловко увернулся, подставил Василу ножку, и тот плюхнулся вперед, опрокинув стул и едва не перевернув обеденный стол. Охранники захохотали, но я чувствовал, что дело идет к большой драке.
— Немедленно прекратите! — Я поднял лежавший на столе половник и готов был треснуть любого, кто двинется. — Обещаю вам, что через несколько дней вы все втроем вылетите из базы! Идите ко всем чертям с вашими вечными историями!
Митьо ухмыльнулся и закурил сигарету. Марина отступила к дверям и делает мне из-за его спины какие-то знаки, а Васил шмыгает носом и пытается вырваться из цепких рук надзирателей.
— А нас-то за что? — снова захныкал Васил. — Я же тебе про этого борова говорил, а я-то в чем виноват? У меня ни порицаний, ни выговоров… И если так, то я могу… могу и в профсоюз, значит… вопрос поставить в профсоюз…
— Ставь где хочешь! Я сказал — и точка! И запомните — повторять не буду!
— Ты, однако, большая шишка на ровном месте, Боров! Ну а если я возьму да и расскажу шефу кое о чем, а? — наступает на меня Митьо и выпускает мне в лицо струйку дыма.
— Ты? Ты расскажешь шефу? О чем это, интересно знать?
— А о том, что ты выгоняешь нас потому, что Марина не дала тебе…
— Митьо! — Марина испуганно рванулась и встала между нами. — Ты что несешь?!
— А ты молчи! — И он с такой силой грохнул кулаком об стол, что турчик опрокинулся и мой несчастный, так и не сваренный кофе темным пятном разлился по скатерти.
— Этот паршивец растормошил кобылу, а я должен скакать на ней, так, что ли?
Да, насчет «паршивца» — это уж чересчур, но времени дать ему в зубы не оказалось, потому что в ту же секунду в канцелярии зазвонил телефон — и звонил, звонил, будто разрывался. Делать нечего — служба прежде всего. Пришлось ограничиться только тем, что я подошел вплотную к «герою» и четко произнес: