Выбрать главу
Горы больные! Стенают в ответ королевской тоске                                          вертограды. Туча во взоре его. Неккер,[34] встань! Наступило                                          зловещее утро. Пять тысяч лет мы проспали.[35] Я встал, но душа                                          пребывает во дреме; Вижу в окне, как седыми старухами стали                                          французские горы.
Жалкий, за Неккера держится, входит Король                                          в зал Большого Совета. Горы тенистые громом, леса тихим граяньем                                          стонут во страхе. Туча пророческих изобличений нависла над                                          крышей дворцовой. Сорок мужей,[36] заточенных печалью в темницу                                          души королевской, Как праотцы наши — в сумерках вечных, обстали                                          больного владыку, Францию перекричать обреченно пытаясь,                                          воззвавшую к туче. Ибо плебеи уже собрались в Зале Наций.       Страна содрогнулась! Небо французское недоуменно дрожит вкруг                                          растерянных.       Темень Первовремен потрясает Париж, сотрясает                                          Бастилии стены; Страж и Правитель во мгле наблюдают, страшась,                                          нарастающий ужас; Тысяча верных солдат дышит тучей кровавой                                          Порядка и Власти; Черной печалью Чумленный зарыскал, как лев,                                          по чудовищным тюрьмам, Рык его слышен и в Лувре,[37] не гаснет, под ветром                                          судилища факел; Мощные мышцы трудя, он петляет, огнем опаляет                                          Законы, Характер черною кровью заветов, кровавой чумою                                          охвачен, Силясь порвать все тесней и больней его тело                                          щемящие цепи, Полупридушенным волком, к жильцам Семи                                          Башен взывая, хрипит он. В Башне по имени Ужас был узник за руки,                                          и ноги, и шею С камнем повенчан цепями; Змий в душу заполз                                          и запрятался в сердце, Света страшась, как в расщелине скальной, —                                          пророчество стало Пророку Вечным проклятьем. А в Башне по имени Тьма                                          был одет кандалами (Звенья ковались все мельче, ведь плоть уступала                                          железу — и жало Голую кость) королевич Железная Маска — Лев                                          Вечный в неволе. В Башне по имени Зверство скелет, отягченный                                          цепями, простерся, Дожелта выгрызен Вечным Червем за отказ                                          оправдать преступленья. В Башне по имени Церковь невинности мстили,                                          которая скверне Не покорилась: ножом пресекла растлевающий                                          натиск прелата, — Ныне, как хищные птицы, терзали ей тело                                          Семь Пыток Геенны. В Башне по имени Правопорядок в нору с детский                                          гроб втиснут старец. Вся заросла, как лианами мелкое море,                                          седой бородою Камера, где в хлад ночной и в дневную жару слизь                                          давнишнего страха Считывал он со стены в письменах паутины —                                          сосед скорпионов, Змей и червей, равнодушно вдыхавших мученьем                                          загаженный воздух: Он по велению совести с кафедры в граде Париже                                          померкшим Душам вещал чудеса. Заточен был силач, палачом                                          ослепленный, В Башне по имени Рок — отсекли ему руки                                          и ноги, сковали Цепью, ниспущенной сверху, середку, — и только                                          провидческой силой Он ощущал, что отчаянье — рядом, отчаянье                                          ползает вечно, Как человек — на локтях и коленях… А был —                                          фаворит фаворита. Ну, а в седьмой, самой мерзостной, Башне,                                          которая названа Божьей, Плоть о железа содрав, год за годом метался                                          по кругу безумец, Тщетно к Свободе взывая — на том он ума                                          и лишился, — и глухо Волны Безумья и Хаоса бились о берег души;                                          был виновен Он в оскорбленье величества, памятном в Лувре                                          и слышном в Версале.
вернуться

34

Жак Неккер (1732–1804), швейцарец, министр финансов при Людовике XVI.

вернуться

35

Дохристианское поверье, сохранившееся среди сектантов, утверждало, что мир был сотворен в 4004 г. до н. э. и просуществует ровно 6000 лет.

вернуться

36

Имеется в виду Королевский совет.

вернуться

37

На самом деле сторонники короля собирались не в Лувре, а в Версале.