И, содрогаясь, пошел к государю с отеческим Неба
советом.
Слушай меня, о Король, и вели своим маршалам —
в дело!
Господне
Слушай решенье: спеши сокрушить в их
последнем прибежище Штаты,
Дай солдатне овладеть этим градом мятежным,
где кровью дворянства
Ноги решили омыть, растоптав ему грудь и чело;
пусть поглотит
Этих безумцев Бастилия, Миропомазанник,
вечною тьмою!»
Молвил и сел — и холодная дрожь охватила
вельмож, и очнулись
Монстры безвестных миров, ожидая, когда их
спасут и окликнут;
Встал дюк Омон,[41] чья душа, как комета, не ведая
цели, ни сроков,
В мире носилась хаосорожденной, неся поруганье
и гибель, —
Как из могилы восстав, он предстал в этот миг
пред кровавым Советом:
«Брошены армией, преданы нацией, мечены
скорою смертью,
Слушайте, пэры, и слушай, прелат, и внемли,
о Король!
Из могилы
Вырвался призрак Наваррца,[42] разбужен аббатом
Сийесом[43] из Штатов.
Там, где проходит, спеша во дворец, все немеют
и чувствуют ужас,
Зная о том, для чего он могилу покинул
до Судного часа.
Бесятся кони, трепещут герои, дворцовая
стража бежала!»
Тут поднялся самый сильный и смелый
из отпрысков крови Бурбонской,
Герцог Бретанский и герцог Бургонский, мечом
потрясая отцовским,
Пламенносущий и громом готовый, как черная
туча, взорваться:
«Генрих! как пламя отвесть от главы государя?
Как пламенем выжечь
Корни восстанья? Вели — и возглавлю я воинство
предубежденья,
Дабы дворянского гнева огонь полыхал
над страною великой,
Дабы никто не посмел положить благородные выи
под лемех».
вернуться
42
Имеется в виду Генрих IV (1553–1610), французский король, пользовавшийся любовью подданых.