В пламени всепожирающем миру представшего, —
и человеки,
Плача, бежали от взора его в Сокровенного Мрака
чащобы,
Ибо из Вечных Лесов получились премногие
смертные Земли,
В вихре пространства вращаясь, потоплены,
как в океане, — и только
Плоти вершины последние чуть поднимались
над черной водою.
Змиеподобный воздвигнуть во славу Коварного
Храм порешили, —
Тень Бесконечности, ныне разъятой на циклы
конечных вращений,
Ангелом стал Человек, Небо кругом, Господь —
венценосным тираном.
Ныне пришел древний Страж в этот Храм и взошел
он на южную паперть,
Всю окруженную наичернейших листов
чернолистом, в долине,
Глухо и скрыто обставшей Наклонную Ночи
Колонну, заветным
Пурпурным цветом поросшую — образом
сладко-коварного Юга,
Некогда к Небу взнесенную гордой главой
Человека, а ныне
Крышкой прикрытую, как волосатая и безголовая
Шея, —
Ночи Колонну, наклонную в сторону Севера,[71]
ибо оттуда,
Водоворот тошнотворный, глядела, звала и манила
Погибель.
Англии Ангел встал
Над Колонною Ночи, Юрризена видя,
Юрризена с Медною книгой его,
Которую короли и жрецы переписали, дабы
устрашить ею мир, Север и Юг казня.
Бледный огонь и тучи тяжело катились в ночи
Энитармон,
Вкруг Альбиона утесов и лондонских стен;
Энитармон спала.
Клубы густые седого тумана — Религия, Войско
и Царство, —
Таяли, ибо Юрризен решил книгу раскрыть,
страданьем исполнясь.
Тяжко проклинала измученные Небеса британская
юность,
Ибо сплошной мрак наступил, подобающий
Ангелу Альбиона.
Родители оттаскивали их прочь, и Престарелая
Невинность
Проповедовала, ползая по склону Скалы,
лишающей мыслей, —
Кости Престарелой Невинности скользили
по склону, плоть шипела огнем,
Змию воздвигнутый Храм, в воздух взмыв,
затенял и мрачил белый Остров;
Ангела Альбиона рыдания прозвучали в пламени
Орка,
Тщетно трубя о начале Судного дня.
Плач — и все громче и громче — стоял
и в Вестминстере; выло аббатство;
Тайного Знанья хранитель покинул свою вековую
обитель,
Пламенем Орка гоним: мех на рясе топорщился,
ворс и волосья
Из парика встали дыбом и с плотью и мозгом
срослись воедино.
В диких мученьях он мчался по улицам, яростным
ветром гонимый, к воротам
Парка; солдаты шарахались; вопли его разносились
в пустыне.