— Я хочу пригласить одну из ваших воспитанниц на свидание, — тут же озвучиваю свое желание.
Марисоль отчего-то делает большие глаза.
— Никак невозможно! Никаких контактов ни с одной из девушек, пока она не станет вашей невестой!
— Я согласен на ваши условия, заплачу калым. Давайте договоримся с вами!
— Нет-нет, что вы, я такие вопросы не решаю, я ведь всего лишь женщина! Завтра приедет муж, с ним и договоритесь…
С этими словами она поднимается, желает мне приятного отдыха и удаляется.
Шумно вздыхаю, заканчиваю завтрак и поднимаюсь обратно в номер. И правда, хоть отдохну в кои-то веки, посплю нормально.
Эх, недаром у меня возникло такое чувство, будто меня выманивали, я ведь не хотел идти на завтрак. Так девчонка начала перечислять всё, что есть в меню, и соблазнила-таки.
Когда возвращаюсь в номер, там даже запаха фруктов уже не осталось, он идеально прибран. Значит, Эва больше не придет.
Снегирёк, Снегирёк, лучше бы ты меня не избегала...
Тут замечаю записку на тумбочке у входа. В ней написано аккуратным мелким почерком: «Пожалуйста, не говорите отцу о том, что между нами случилось! Иначе меня очень сильно накажут. Эва».
Глажу оставленные Снегирьком царапины на шее. Вот, значит, как они защищают девушек от постояльцев… Ну да, не захочешь быть наказанной, не полезешь под какого-нибудь курортника и отбиваться будешь, как дикая кошка. Способ определенно действенный.
Но у нас-то ничего не было, один поцелуй! Разве это повод для наказания? Я же не трахнул ее в рот, как собирался. Только девчонка, похоже, всерьез напугана. Тут же представляю ее обеспокоенное лицо.
Хочу поговорить с Эвой… Ужасно хочу!
Решаю разыскать моего Снегирька.
Успокою ее, поболтаю немного, потом уже спать. И вообще, пора обзавестись номером ее телефона.
Вижу тележку горничной в соседнем крыле третьего этажа. Собираюсь зайти в номер, но Эва вдруг показывается в коридоре.
— Привет! — Я тут же спешу к ней.
— Не подходите ближе! — Эва вдруг делает страшные глаза и кивает себе за спину. — Тут камера!
Сразу понимаю — Снегирёк не хочет себя компрометировать. Наверняка кто-то следит за всем, что происходит в гостинице. Я бы на месте Габарашвили обязательно следил.
— В номерах тоже камеры? — спрашиваю, прищурив глаза.
Она качает головой:
— Только на этажах.
— Ясно… Я хочу с тобой поговорить, Эва!
И снова она качает головой:
— Нам не о чем говорить…
Ее упрямство начинает меня не на шутку бесить.
— Я хочу с тобой поговорить, и я поговорю! Не хочешь, чтобы я подходил? Тогда приди ко мне в номер!
Глаза Снегирька вдруг увеличиваются в размере раза в два. Она смотрит на меня не мигая.
— Мы уже всё там прибрали… — тихонько твердит.
— Приходи в номер, Эва. Иначе я обязательно скажу твоему отцу, что мы делали, и добавлю, что это была твоя инициатива. Со мной шутки плохи.
Разворачиваюсь и ухожу, совершенно уверенный в том, что после такой угрозы она не то что придет — прибежит, прилетит, прискачет на задних лапках.
Глава 7. Ворованные ласки
Тот же день:
Лев
Я хожу по номеру из угла в угол, не могу найти себе места. Всех телохранителей прогнал, жду…
Чтобы я вот так кого-нибудь ждал? Не помню такого вообще. Тем более мне никогда не приходилось ждать женщину. Когда ты человек с именем, женщины сами вьются вокруг. Постоянно и неотрывно. Ты купаешься в их внимании, а они стремятся подобраться ближе, забраться кто в трусы, кто в кошелек, тут уже по интересам. В загс с тобой сходить желает чуть ли не каждая вторая.
А тут Снегирёк…
Непонятно, когда Эва изволит почтить меня своим визитом. Чем больше времени проходит, тем сложнее становится держать себя в руках.
Я резко поворачиваюсь, услышав за дверью:
— Уборка номера.
«Это она для конспирации, что ли?»
— Сколько можно ждать! — строго чеканю, едва она входит в номер.
Эва резко вздыхает, смотрит на меня большими глазами.
— Подойди, — командую коротко.
Только Снегирёк и на сантиметр не приближается. Как встала возле двери, так и стоит.
— Ну в самом-то деле… — Я подхожу к ней, резко хватаю за локоть и веду в гостиную.
Едва она проходит в комнату, тут же стремится вытащить из моей руки свой локоть.
— Твоя мать сказала, что тебя растили покорной, — подмечаю я, прищурившись. — Что-то не вижу в тебе никакой покорности!
— Покорной мужу… — тихонько отвечает она, наклоняет голову вниз.
— В глаза мне смотри! — требую строго. — Очень скоро я договорюсь с твоим отцом, и ты станешь моей!