— Надо действовать! — взорвался Бугров. — А не болтать! Вы должны немедленно схватить эту сволочь!
— Должны. Но как? Он за границей. У него высокие американские покровители. А нас они не признают в качестве существующего государства.
— Ничего! Мы найдем способ. Убийца свое получит!
Синеблузые дружинники занимались после смены стрелковой подготовкой. Бугров разыскал их в Трептов-парке по громким командам, доносившимся с большой поляны:
— Ложись!
— Заряжай!
— Прицельным огнем…
— По противнику — пли!..
«Надо же, какие метаморфозы! — подумалось Бугрову. — Когда-то я подавал подобные команды по-русски, обучая новобранцев. Теперь команды звучат по-немецки!»
Сев на пенек в тени платана, он посматривал на дружинников издалека критическим оком ветерана, познавшего все эти «коротким коли» и «прикладом бей» не в учебной обстановке.
Среди синеблузых выделялось несколько сноровистых ребят. «Прирожденные воины, — отметил про себя Андрей. — Этих я взял бы в свою роту. Подучил бы, разумеется, малость кое-чему, а в общем-то они и сами бы «доспели» по ходу дела».
Не раз подмывало вскочить с пенька, подбежать к инструктору, показать ему, как лучше. Но журналист вовремя осаживал офицера. И наконец совсем взял верх. Бугров успокоился, а в блокноте появилось несколько разрозненных абзацев:
«На попытку контрреволюционного путча берлинские пролетарии ответили революционной мобилизацией. Формируются дружины. В них вошли лучшие люди, которым народ доверил боевое оружие. Этих враг не застанет врасплох».
«Красная повязка на рукаве — напоминание классовым врагам о тельманских отрядах «Рот-Фронта». Но теперь это не «бунтари» вне закона, а добровольцы народного государства. Рядом с дедом, отбившим в двадцатых годах черные сотни Каппа и Лютвица, в боевом ряду стоит его внук — рабочий парнишка из Трептова. Ему есть что защищать — свое будущее».
«Всякому видно теперь, что такое рабочая власть. Стоит человек у станка и делает свое полезное мирное дело. Но если враг посягает на его республику, рабочий возьмется за оружие — рядом со станком висит винтовка дружинника».
Все точнее выстраивается в голове план репортажа. Начало есть, а закончить репортаж можно словами старого берлинца, который, увидев на Унтер-ден-Линден марш заводских дружин в синих комбинезонах, сказал: «Это наши вооруженные депутаты!»
Написал и слегка усомнился: не слишком ли красиво? Излишняя красивость настораживает читателя. Не лучше ли будет, если закончить очерк попроще, примерно так…
Легкая тень легла на листок блокнота. Андрей поднял глаза. Линда! В васильковой блузе, с санитарной сумкой через плечо.
— Доброе утро! — Линда вся светится радостью. — Ты про что пишешь?
— Про вас. Про вашу дружину.
— А я читала про тебя в нашей молодежной газете. Как ты помог поймать наемного убийцу Тойча. Ты настоящий герой!
Андрей поморщился. «Удружила» молодежная газета. Если дойдет до Кыртикова, то боком выйдет ему это «геройство».
— За такой подвиг я должна тебя поцеловать!
— Нет, нет! Подожди! — взмолился Андрей. — Мы же тут у всех на виду.
— Ну и что? Награда герою.
— Между прочим, я интервью не давал. Как они узнали мою фамилию?
— Уж не знаю как, — ответила Линда. — Может быть, видел тебя кто-нибудь в Доме дружбы? А ты недоволен?
— Есть причина…
— Что такое? — миловидное лицо девушки померкло. — Тебе стало известно про моего отца? Я сама хотела тебе рассказать. Он решил остаться в «Дрюбене» насовсем, но к нам с мамой это не имеет никакого отношения. У нас свои убеждения. Плохо только, что Вилли пока еще с ним.
— Да, это плохо. Хуже, чем ты думаешь. Я сейчас тебе кое-что расскажу. Только ты не очень переживай… Стойкость и выдержка должны быть у тебя — ты же внучка Катрин Райнер.
— Да. И комсомолка.
Линда слушала напряженно. Такой серьезной Андрей ее еще не видел.
— И он… сам? Рольф?
— Да, сомнений почти нет.
— Но Вилли? Он сейчас там, с убийцами бабушки! Его же надо выручать!
— Из-за этого я все и рассказал тебе. Однако не знаю, что сейчас можно сделать. Наши поездки в Западный Берлин временно ограничены. Давай думать вместе, как выручить твоего брата.
— Я бесконечно благодарна тебе, Андрей. Ты такой друг… И я знаю — ты поможешь нам с мамой. Ты все можешь!