— Я хотел бы сказать вам кое-что, капитан, сказать откровенно, но сугубо между нами.
Он заговорил в другом тоне, и теперь Фрэйтаг угадал страх в голосе собеседника.
— Я хотел бы сделать вам предложение, капитан. Предложение, какого вы в жизни еще не получали: доставьте меня на берег — я покажу вам место, где мне надо сойти, — и я плачу вам тридцать тысяч марок. Деньги у меня с собой, и, если вы согласны, я могу уплатить вперед.
— Не кажется ли вам, что вы стоите большего? — спросил Фрэйтаг.
— Я могу предложить больше, — сказал доктор Каспари. — Сколько? Назначайте сумму сами.
— Вам или вашим друзьям тоже?
— Мне и моим друзьям.
— Это все, что я хотел знать, — сказал Фрэйтаг.
— У вас все равно последнее дежурство, вы сходите на берег и сюда уже больше не вернетесь. Ваша последняя прогулка ничего не значит для вас, однако то, что она вам принесет, могло бы вас обеспечить под старость. Как вы относитесь к моему предложению, капитан?
— На этом корабле вашего предложения никто не примет!
— Я уже отдавал дань восхищения вашему оптимизму — и восхищаюсь опять.
— Да, никто, — повторил Фрэйтаг. — И к тому же брандер не сдвинется с места до тех пор, пока нам не будет дано официальное указание. Мы подчиняемся дирекции.
…Филиппи ждал его, и, когда Фрэйтаг вошел в рубку, он задвинул за ним дверь, запер ее на засов, резко повернулся и уперся ладонями в дверь. На его ястребином лице лежало тихое умиротворение. Большие пальцы его ритмически постукивали по двери, и звук получался полый и определенный, напоминающий дробь барабана.
— Ну?.. — спросил Фрэйтаг. — Что случилось? Ты меня звал?
— Как только это дежурство кончится, я прощаюсь с тобой, — сказал Филиппи.
— Мы все прощаемся, об этом каждый из нас знает.
— Нам больше никогда не быть на одном корабле.
— Ты позвал меня для того, чтобы об этом сообщить? — спросил Фрэйтаг.
— Нет… — сказал Филиппи. — Это было всего лишь вступление. Я хотел сказать тебе, что дирекция уже извещена. Там уже знают, что у нас стряслось.
Фрэйтаг недоверчиво посмотрел на него, нашарил пальцами носовой платок и обернул его вокруг кисти, так что материя натянулась на сгибах.
— Они уже все знают… — сказал Филиппи.
— От кого?
— Я сообщил им об этом. В дирекции знают о том, кто находится на борту и что здесь у нас произошло. Они должны знать обо всем.
— Так… — тихо произнес Фрэйтаг. — Они должны знать обо всем — так ты решил?
— Я считал это своим долгом.
— Гм… Ты, значит, считал это своим долгом…
— Дирекция имеет право знать все!
— Ну и что предпримет твоя дирекция — вот теперь, когда она все знает?..
— Во всяком случае что-нибудь предпримет, и, возможно, больше того, что сделал ты. Они пошлют лодку.
— Ну вот, видишь, это то же самое, что и я думал: они пошлют лодку. И что потом?..
— Теперь произойдет нечто, — сказал Филиппи. — Это я тебе говорю.
— Ты такой же, как все, — сказал Фрэйтаг, — вы все думаете, что вот-вот что-то должно случиться: вам всем приспичило действовать, это у вас как напасть!
Фрэйтаг смерил его взглядом без горечи, с выражением спокойного разочарования и с таким равнодушием, как если бы видел его насквозь и до дна. Удивлен он не был, удивлен был Филиппи — тем, что не последовало той реакции, которой он ожидал и к которой был готов. Выражение стойкого умиротворения на его лице сменилось неуверенным изумлением, и он оттолкнулся от двери, подошел к столу, на котором стоял наполненный самокрутками ящичек, взял одну, закурил. Он думал обескуражить Фрэйтага, но, натолкнувшись на его неуязвимость, был обескуражен сам.
— Когда придет лодка? — спросил Фрэйтаг.
— Не знаю, — сказал Филиппи.
— Она уже вышла?
— Они ничего не сказали.
— Тогда будем ждать, — сказал Фрэйтаг. — Ждать и готовиться ко всему.
— Что ты этим хочешь сказать?
— То, что я сказал.
Фрэйтаг положил вахтенный журнал в стол, запер ящик и сунул ключ в карман. Он знал, что сегодня вечером истекает назначенный доктором Каспари срок.
Вечер стоял пасмурный, унылый и хмурый, море было пустынно, корабль лениво рыскал на течении под вялым ветром, который казался усталым над пустынностью моря и нехотя пошевеливал черный шар на сигнальном фале, и острова становились более плоскими, как будто тонули в долине сумерек.
— Кто тебя послал? — спросил Фрэйтаг.