Назавтра собрались другие люди из этой общины и, рассудив, что падение и вся неурядица вызваны тополем, насмехавшимся над ними, приняли решение его выкорчевать и приговорить к огню, как ведьму гнусную и достойную всякого несчастья. И так по ярости народной он был искоренен, разрублен на тысячу кусков и сожжен.
А теперь вы расскажите своё.
Глава IX. Один из работников рассказывает повесть о воре
— Был, говорят, во флорентинских землях приходской священник по имени Арлотто[89]; средь изречений, оставленных им вместо завещания, было такое: «Хитря и надувая, проживу до мая, а надувая и хитря — проживу до января»[90]. Отец мой, человек, которому нравилось чужое, научил меня этому и заставил хорошенько запомнить, говоря, что тот, кто не умеет пользоваться хитростью и надувательством, не защитится от нищеты. Поэтому в течение моей жизни, вплоть до сего времени, я никогда не любопытствовал знать других примеров, кроме тех, что до этого предмета касаются, но всегда был усерднейшим наблюдателем всего, способного наставить меня в хитрости и надувательстве, так что вам не дождаться от меня иной повести, кроме как о подобных вещах, и поведать их я могу немало. Послушайте же историю, которая не заставит вас скучать, и узнайте, как премудрый плут умел отменно помочь себе и позаботиться о своей нужде.
В былые времена жил один мошенник, из тех, что ведут жизнь самую приятную, клянча милостыню под видом отставного солдата, или беглого раба, или полукалеки, а ввечеру собираются всей ватагой за трапезой, игрой и тому подобным. Он проиграл все, что нажил за месяц, вызывая жалость то в одном, то в другом своими плутнями в нищенском обличье, — а нажил он немало: так что, если он хотел остаться в деле и славе у товарищей, надобно было прибегнуть к обману другого разбора. Посему он положил намерение взяться за искусство тайного утаскиванья и учинить какую-нибудь ловкую проделку. Он приметил, что богатый торговец шерстью (в чью лавку он захаживал, прося милостыни) каждый день получает много денег и складывает в небольшой ларчик, который держит в задней комнатке лавки, где хранятся бухгалтерские книги; приметил он еще, что купец ведет переписку с одним ювелиром из Венеции, который ему иногда посылает разные драгоценности на продажу златокузнецам и любому желающему. Кроме того, он заметил, что в сказанной задней комнатке есть очаг, где в холодную пору торговец обыкновенно разводит огонь; и через этот очаг, как он увидел, легко спуститься в комнату по открытому дымоходу, ибо колпак у него был медный, высоко поднятый и покоился на четырех железных подпорках. Словом, воры за всем приглядывают.
Увидев однажды в руках торговца много денег и драгоценностей, он уверился, что знатно наживется. Была пора карнавала, когда творятся пиры и праздники; торговец, с которым друзья, уведя его из лавки, вместе отправились на праздник, забыл наказать своему фактору снести на почту некие письма, им написанные и оставленные на столике в упомянутой задней комнате. Воротившись домой около трех часов ночи, он вспомнил о письмах и, позвав слугу, у которого отваги было не больше, чем у рыбки в Арно, а ума меньше, чем у сверчка (хоть он и почитался человеком отменной верности), велел взять ключи от лавки, пойти за помянутыми письмами и снести их на почту. Пошел этот несчастный и явился в то самое время, как плут, спустившись через очаг, уносил ларец: заслышав, что лавку отворяют, он постарался спрятаться и мигом влез под прилавок, стоявший вдоль комнаты, на котором измеряли продаваемое сукно. На свою беду, он не смог спрятаться настолько, чтобы частью не выдаваться. Слуга, войдя, задел его ногами: чувствуя помеху, он струхнул и сказал: «Это что такое?» Пройдоха, видя, что обнаружен, мигом прибегнул к плутне из опасения, как бы там не оказалось несколько человек (этот один не был ему страшен), и сказал: «Я — рулон плюша». «Как это, — отвечал слуга, — ткань разговаривает?» «По нынешним временам без этого никак, коли кругом такая тьма воров: они меня тут спрятали, чтобы украсть у хозяина. Подите-ка домой и донесите об этом, да поживей». Дурень так напугался этой новости, что, обомлевший и огорошенный, вышел вон из лавки, не зная, куда направить стопы, и дал вору случай сбежать, сохранив жизнь и унеся с собою украденный ларец.
По случайности проходили мимо два друга торговца, ушедшие с праздника, и узнали слугу: спросили его об этой диковине, и он поведал обо всем, что сказано. Тогда они вошли в лавку и, заглянув под прилавок, не нашли там ничего, так что подумали, что он пьян или, скорее, какой-то воображаемый страх или призрак его напугал, как бывает с боязливыми людьми ночью. Поэтому, заперев лавку, они проводили его до дома и заставили сызнова завести обо всем приключившемся рассказ, мнившийся околесицей. Но так как надобно же было послать за письмами, торговец поручил это другому слуге, а тот, войдя в заднюю комнату, нашел письма, но не ларец, так что мигом догадался о краже и о воровской уловке.
89
Арлотто Майнарди (1396–1484) — священник церкви Сан-Кресси в Мачоли, близ Пратолино, славный своими колоритными рассказами и смелыми выходками. После его смерти был опубликован сборник «I Motti e facezie del Piovano Arlotto». Приводимое далее присловье широко распространено, однако в этом сборнике не обнаруживается.
90
Con arte e con inganno si vive la mità dell’anno, e con inganno e con arte si vive l’altra parte, буквально — «плутней (искусством) и обманом проживешь полгода, а обманом и плутней — вторую половину».