«Ну вот, — сказал демон, — там внутри хранятся несметные сокровища, которые, как видишь, постоянно туда приносят, а многие забирают их и уходят столь богатыми, сколько им угодно. Итак, войди туда и ты, забери, что тебе понравится, а потом я верну тебя домой и пособлю нести взятые богатства».
Тот обрадовался так сильно, как только можно вообразить, и направился к воротам, чтобы войти: тут припала ему охота облегчить желудок (чеснок начинал уже действовать); того ради он отошел в сторонку, чтобы никто его не увидел, и, спустив штаны, справил нужду.
Вышло так, что в действительности он тогда лежал, поворотясь задницей к лону мирно спавшей жены, которая, почуяв, что он вывалил близ нее столько лайна и такого пахучего, сопровождаемого трескучим пердежом, проснулась и, рассердясь, пихнула сонливца, погруженного в сновидение, и, честя его за такое свинство, разбудила и заставила опамятоваться. Несчастный пустился сетовать и проклинать жену, говоря: «Для чего ты не дала мне закончить опорожняться? По твоей милости я остался без великих богатств, которые я тот же час приобрел бы, когда, справив нужду, вошел бы в тот богатейший дворец».
От проклятий он перешел к побоям, так что сбежались не только дети, но и соседи, пред которыми он горько жаловался на свою неудачу, говоря, что эта тварь, жена его, вырвала у него из рук все, что он только мог пожелать, и поведал им все приключение. Обратясь потом особо к дочерям, он сказал, чтобы пеняли на свою мать, ибо по ее дурости остались без отличного приданого.
Глава XVII. Огородник рассказывает еще две повести
Немало смеялся флорентинец, глядя на простодушие этого человека, поверившего, что сон был действительностью, и жаловавшегося, что не смог добыть все то, на что рассчитывал, виня в том разбудившую его жену. Но вящее удовольствие получил он, когда услышал, как этому неудачнику наложили на живот пластырь, чтобы пособить его пищеварению. Флорентинец сказал огороднику, что это отменная фацеция, а если она правдива, то заслуживает занесения в книгу историй.
— Мне рассказал ее мой отец, — отвечал тот, — как самую что ни есть правдивую, говоря, что нетрудно в это поверить, затем что люди из той деревни вообще такого нрава. А после ужина я вам расскажу другие истории, что случились со всем обществом, а не с одним человеком, как предыдущая.
И он изложил ему две, рассказанные выше, одну о тополе, другую о солнце, доставившие огромное удовольствие флорентинцу, который, дивясь, что есть в свете подобный род людей, велел огороднику на следующий день рассказать ему еще, что тот и исполнил с радостью. Таким образом, флорентинец, позвав огородника, когда ему было угодно, приклонил благосклонный слух к следующей повести.
— Мессер, — начал тот, — эти селяне выстроили колокольню, соревнуясь с другой деревней, их соседями: те и другие наперебой старались вытянуть свою повыше[110]. А так как соседи были много богаче, то и достигли большей высоты, что погрузило тех в глубочайшую печаль, тем более что им недоставало денег и была величайшая нужда в извести и камне. Посему они собрались на обычный совет, дабы рассудить, как довести постройку до завершения, чтоб не остаться ниже соседей; кто говорил одно, кто другое, и после долгих препирательств дело свелось к трем мнениям. Первое было таково: надобно, как сделали в случае с солнцем, послать к ученым за еще одним советом и принести от них подходящее средство. Это решение не было принято, ибо иные говорили, что у ученых в книгах ни словом не упоминается об их колокольне, так как ни Бартоло, ни Бальдо[111] не имели о ней никакого сведения, не то что о солнце.
Второе мнение было таково: отнять у выстроенной части четвероугольную форму (колокольня была выстроена четырехугольной) и сделать здание круглым. Из сего произойдут две вещи: во-первых, здание будет лучше смотреться, чем соседское; во-вторых, из материала, который они отсекут, можно будет вывести колокольню весьма высокую. И это решение не было принято (хотя привлекло многих) за незнанием, где взять острый железный инструмент для такой работы. Третье мнение было такое: как накладывают навоз под корни деревьев для того, чтобы те росли, так можно накласть и под колокольню, заставив ее расти, сколько им угодно.
Никто не выступил против сего изобретения, всем оно пришлось по душе, как потому, что исполнить это было весьма легко и средство казалось весьма надежно, так и потому, что не требовало входить в большие расходы.
110
Дальнейшая история находит аналог в сборнике неаполитанца Томмазо Косто «Времяпрепровождение» («Il fuggilozio»), VI. 21; возможно, на обоих авторов повлияла устная традиция.
111
Величайшие юристы Средневековья, Бартоло да Сассоферато (1313–1357) и его ученик Бальдо дельи Убальди (1327–1400).