— К шаху на ночь готовить ли её? — глаза женщины алчно блеснули, за особо интересных наложниц повелитель Турана всегда одаривал сверх обычной оплаты.
— Нет! Пусть учится вышивке, нашему языку и танцам. Искусству любви не учи, шах уже жаловался, что наложницы все одинаковые, свечи потушишь и в темноте перепутать можно. Общаться должна будет лишь с теми, кого сама назначишь. Ты знаешь, о чём я говорю. Я же знаю, что есть у тебя, Айлия, три-четыре подсадные уточки, что будут ей сладко петь, соблазняя богатством и властью, которой наделены лишь фаворитки. Только пусть не торопятся, чтобы дело не испортить. Мало ли какая девочка, может и с характером, или подозрительная. Нужно, чтобы сперва привыкла, сама позавидовала на украшения и наряды, чтобы сама хотела услужить и подняться выше.
Смотрительница, кряхтя, поднялась и, непрерывно отвешивая поклоны, выползла за дверь. Выйдя за дверь, она злобно скривилась, чуть обнажив жёлтые клыки. Ещё одна! Развели нахлебниц. Ничего не делают, стоит один раз в милость к шаху попасть и всё, слова не скажи. Надо сообщить Байлину, вдруг заинтересуется, не всё старому змею постель греть. Комнатку-то она приготовит, а как же, только с глазком для подглядывания, благо тайных ходов во дворце было видимо-невидимо. И старая пустынная гадюка заторопилась прочь из покоев имперского мага.
Всадники добрались до дворца повелителя, когда чуть начало розоветь небо в предвкушении восхода. Закинули на плечо пленницу и заторопились по боковым аллеям роскошного сада, нужно было убрать её с глаз до того времени, как на прогулку могут выйти члены шахской семьи.
Айлия ждала их рядом с покоями Главного зирана. Сам великий евнух ещё спал, он не привык подниматься так рано. Да и зачем? Смотрительница гарема всегда успевала и подсмотреть, и подслушать, и разузнать, и порядок навести. Нельзя сказать, чтобы её больно-то боялись фаворитки. А вот те невольницы, что стояли рангом пониже, прекрасно знали, что ссориться с ней не стоит. Разъярённая оборотница при случае могла пустить в ход и зубы. Её яд уже устарел и не мог убивать, но мучения причинял невероятные.
Лену аккуратно уложили прямо на пол, застеленный мягким ковром. На виске расползся огромный кровоподтёк, захватывая веко и часть щеки. Не соразмерил воин силу, когда ударил, или девчонка оказалась слишком хлипкая. Айлия, наклонившись, начала внимательно осматривать новенькую. Худая, почти безгрудая, кожа неухоженная, а вот волосы настолько редкого оттенка, который здесь ни у кого не встречается. М-да, фигура подкачала, больно-то за неё не ухватишься, но это даже к лучшему. Повелитель — любитель пышных женщин, с яркими губами и томным взглядом. Значит, девочку можно будет через какое-то время отправлять в гарем к его старшему сыну. Байлин — большой ценитель редкостей. Хотя есть ещё один вариант, и о нём она подумает в первую очередь.
— Отнесите её в баню и позовите лекарку, да побыстрее. И разбудите Главного зирана, солнце уже поднимается.
Отвернувшись от новенькой, старуха бодро пошла по галерее, ведущей на женскую часть дворца. Коль туранский маг велел не торопиться с тем, чтобы представить её шаху, то, значит, он делает на неё какую-то ставку. Не торопится, выжидает, хочет представить в наиболее выгодном свете. Тем легче, пусть учится, через решётку любуется на парадный смотр гарема. А вот на следующий раз её уже можно будет представить, как танцовщицу. Только заранее нужно подстроить так, чтобы старший сын шаха обязательно её увидел. И лучше не в бане или бассейне — тело не то, а на уроках, например.
Лена очнулась от навязчивого резкого запаха. Голова гудела, висок ломило.
— Очнулась, девочка, — с удовлетворением заметила полная статная дама, — Ну, тогда давай поднимайся, раздевайся — купаться пора
Девушка схватилась за щёку. Глаз оплыл, набухшее веко отказывалось подниматься,но память не подвела. В ней услужливо расположились последние события перед тем, как отключиться. Значит, её всё-таки привезли в гарем. Надеяться на то, что смотритель планеты вмешается и спасёт её очередной раз, не стоит. Это не относится к его работе. И так она столько времени провела в его доме, даже ничем не заплатив за постой. Придётся рассчитывать только на себя. Гарем, так гарем. Она уже играла роль восточной красавицы и не однажды. Нужно вспомнить то, что читала по актёрскому мастерству, и выкручиваться самостоятельно. Так, в гаремах не приветствуется самоволие и неподчинение правилам. Значит, нужно выяснить правила и подумать, как можно их обойти. А пока послушание — это первая помощь, чтобы не заработать себе лишних неприятностей.
— Да, сиятельная госпожа, — пролепетала Лена и попыталась подняться. Голова закружилась, и её сильно качнуло в сторону.
Лекарка нахмурилась. Здесь не просто удар, чтобы отключить сознание. Мозги этот идиот ей, что ли, стряхнул? Две подбежавшие банщицы взяли девушку под руки и бережно повели мыться.
Уложив Верли на широкую мраморную скамью, застеленную тканью, женщины облили её водой и начали растирать круглыми мягкими мочалками. Пена с мочалок поднималась душистая, пахло незнакомыми цветами. Неожиданно девушка поймала себя на мысли, что сознание начинает плавать, а мысли успокаиваются, становясь очень ленивыми. Искоса взглянув на тех, кто её мыл и обнаружив на их лицах маски, закрывающие нос и рот, Лена сообразила, что банщицы не только моют, но и при помощи каких-то запахов стараются успокоить её. Заставив себя сосредоточиться, девушка начала думать о том, что может ожидать её дальше. Мытье с чужой помощью уже указывало на то, что ей уготовано явно не место служанки. Скорее наложницы, а это её абсолютно не устраивало. Стать постельной принадлежностью оборотня, прельщало мало. Отказ мог привести к смерти, вполне реальный исход. Мысли путались, и поймать за хвост ускользающие собственные думы оказалось тяжеловато. Значит, остаётся одно — игра, игра на грани фола, ценой которого может стать всё что угодно. От полной свободы до смерти. Строить фантазии, как она становится любимой фавориткой, а потом повелительницей Турана, это было чересчур. Только в сказках бывают такие чудеса, а в жизни, да ещё в незнакомом мире маловероятно, причём эта вероятность с потрясающей скоростью стремится к нулю.
Отмыв пленницу и прополоскав её волосы очередным приятно пахнущим составом, банщицы вывели её в предбанник, чтобы показать Айлие. Бабка поджала губы, разглядывая худосочную, по их меркам, фигурку. Тонкая кость придавала девушке изящество, но отсутствие пышности огорчало. Лена стояла совершенно голой, чуть ёжась под тяжёлым взглядом смотрительницы. Наконец та махнула рукой, разрешая одеться. Одежда, которую принесли для девушки, оказалась велика. Местные красавицы отличались хорошими размерами бюста и бёдер, и девушка просто утонула в тунике и шароварах, которые повисли на ней, как на палке. Обойдя её и недовольно поцокав языком, старуха схватилась за серенькие серьги, норовя содрать их с ушей.
— Госпожа, — ту же повалилась на колени Верли, попутно отцепляя загребущие ручки смотрительницы, — достойнейшая из достойных, госпожа! Сделайте милость, оставьте их, это подарок от моей умирающей матери. Единственная память о родителях, ушедших в мир иной. Умоляю вас, о средоточие мудрости и порядка.
Айлия озадаченно попятилась. Такое обращение, да ещё от новенькой очень льстило. Украшение само по себе было невзрачное, вполне можно оставить. Да и маг велел девчонке другие драгоценности не давать.
— Помни мою доброту, — и смотрительница ткнула под нос девушке сухую ручку для поцелуя.
Намёк был понят. Лена облобызала руку, горя желанием вцепиться в неё зубами, а то и сломать, и продолжила методично отвешивать поклоны, целенаправленно стукаясь лбом об пол от усердия. Висок продолжал болеть, как и глаз. Подошедшая лекарка о чём-то пошепталась с Айлиёй, и та нахмурилась. Надо срочно учить язык, здесь такого удобства, как получилось со всеобщим не намечалось.
— Встань, — старая гадюка казалась озабоченной, — сейчас тебя отведут в твою комнату и наложат мазь на ушиб. Как только поправишься, начнёшь ходить на занятия по рукоделию, языку и танцам. Всё остальное тебе расскажут зираны.