Странная вибрация охватывает кольцом мою левую руку и правую ногу чуть выше колена – там, где браслеты. О, нет! – Лампочки на них наливаются желто-янтарным, темнея с каждой секундой, и я ощущаю, как кожу под ними начинает жечь, пока не сильно – слегка.
Я в панике выдергиваю руку из тонких пальцев соседки и отворачиваюсь от нее. Нет! Меня здесь нет, и я ни при чем. Хочешь тонуть – тони одна.
Страж, проходя мимо строя, подозрительно замедляет шаги возле нас, но затем следует дальше. Мельком взглянув на браслеты, вижу, что цвет их бледнеет, возвращаясь к привычному изумрудному. Глубоко вздыхаю.
«На выход!» - звучит окрик. Заученно разворачиваюсь и следую за серой спиной впереди меня, стараясь не сбиваться с шага.
Кажется, солнце садится. Во всяком случае, уже довольно темно.
Едва поднимая ноги, переступаю порог, пытаясь не отставать от остальных. Работа на сегодня закончена – еще один день прожит.
Ноет спина и шея, пальцы отказываются сгибаться. Невыносимо хочется лечь на пол, прямо здесь, за порогом. Но впереди ждет расчет и ужин.
Мы снова становимся вдоль стены узкого и тесного помещения, что служит нам столовой. Посередине – длинный стол с грязно-желтой клеенкой, покрытой вечными жирными пятнами. Кое-кто поглядывает с вожделением на деревянные пиалы, наполненные непонятной кашей, но я не ощущаю голода. Усталость валит с ног.
Строй не такой ровный, как утром: сказывается тяжелый день. Пара тычков и окриков, не злых, почти равнодушных - для порядка. Наконец, нас пересчитывают и разрешают подойти к столу.
Я проглатываю серую безвкусную кашу – весь наш сегодняшний рацион – и чувствую, как она скользким комком проваливается куда-то вниз по пищеводу. Задание выполнено. Можно идти спать.
Но почему-то, несмотря на усталость, сон бежит от меня. Лежу, глядя в невидимый в темноте потолок, и тяжесть холодных браслетов буквально расплющивает меня, словно я – комок пластилина.
Я не помню, кто я и как здесь оказалась. Не помню даже, как меня зовут. Память стерта, будто вытравлена кислотой. Здесь много таких, как я, и их имена мне неизвестны тоже. Мы – безликие. Кто-то приходит, кто-то уходит. Уходят по-разному, и я повидала немало самых разных, чужих смертей.
Но я знаю, как вести себя правильно, и потому я живу до сих пор. Очень долго, очень давно. Не могу подсчитать, сколько десятков или сотен лет – время потеряло смысл. Главное – следить за браслетами. Они всегда должны оставаться зелеными, цвета весенней травы. И гнев Богов тебя минует.
Спина болит, словно в нее вогнали железный прут. Что же никак не придет долгожданное забытье?
Я ведь приспособилась не только выживать. У меня есть тайна посерьезней. Я давно научилась ускользать из этого мира в мир, полный чудес и красок: туда, где тебя не бьют сапогами в лицо и в живот, и где сквозь тело не пропускают ток, превращая тебя в электрический, горящий провод.
Это счастливый и полный солнца мир! Жаль только, ничего не забрать оттуда с собой, а воспоминания – быстро тают.
Впрочем, один образ остался со мной до сих пор. И я хочу встретиться с ним опять, и тороплю тоскливые минуты. Но они тянутся, как резина, а сон не идет.
Тот волнующий и странный образ – я почти не могла разглядеть его лица – словно единственный настоящий человек во всем уродливом мире призраков. Во сне он протягивал мне руку, он был со мной рядом и не отшатывался брезгливо, увидев кривые шрамы на моей щеке. Мне даже показалось, я знала его когда-то давно, раньше, в другой жизни. Но вспомнить, кто он, мне никак не удавалось.
Мне много чего не удавалось вспомнить. Вздохнув, я перевернулась на бок, и долгожданная темнота, наконец, накрыла меня, внезапно, словно подстерегала.
Разбудило острое жжение в запястье и там, чуть выше колена. Я открыла глаза и обнаружила, что огоньки на браслетах тревожно пульсируют, переходя в розоватый, такой нежный оттенок. Дыхание было сбивчивым и неровным. Я не помнила сна, но видать, в забытьи я что-то нарушила.
Браслеты все видели, все знали, они всегда оставались начеку и предупреждали об опасности. Какой гений придумал их, чтобы уберечь нас от беды?! Он великий человек и заслуживает почитания. Благодаря ему и его дивным изобретениям, я все еще живу.