Что же ты делаешь? Зачем?! Не надо, пожалуйста!
Я в изумлении не могу оторвать глаз от знакомой фигуры. Как я могла забыть? Ведь я любила его! Всегда!
Мне хочется выпрыгнуть ему навстречу, подбежать, остановить, обнять, закрыть собой!
А он с какой-то уверенностью бессмертного отталкивает второго подбежавшего охранника, презрительно выкрикнув что-то вроде: «А мне плевать!» И добавляет еще несколько слов, непечатных. Видно, что он всерьез разозлился, но в то же время странная, жесткая улыбка не покидает его лица.
Я удивилась, что так ясно слышу его, и тут поняла, что это потому, что стекла, разделявшего нас, больше нет. Осталось лишь несколько кривых осколков, торчащих из рамы, а по моим ладоням медленно стекают алые капли. Но боли я не чувствую, и это изумляет меня, потому что браслеты ровно и неотвратимо наливаются краснотой, словно окрашиваясь моей кровью.
«Остановись! Уходи!» - я понимаю, что кричу это уже вслух, и чувствую, как грубые руки пытаются оторвать меня от окна.
Тело живет своей собственной жизнью, а душа – своей. Мышцы вдруг сводит жестоким спазмом, от левой руки и до правого колена – там, где браслеты. Но боль не в теле – боль гораздо глубже, внутри. И возникает она от того, что вижу я.
Вижу я, как первая пуля без звука входит в его плечо, выбивая крошечный фонтанчик пурпурных брызг. Вижу я, как вздрагивает он от второго и третьего выстрела, падая в зелень травы под пронзительно-алым солнцем. Вижу я, как зеленое становится красным, а затем – ослепительно-черным.
«Лучше умереть так, как ты, чем жить так, как мы! Я люблю тебя! Слышишь? – Я люблю тебя! Люблю тебя!» Это самые важные на свете слова. И я кричу их снова и снова, пока ты еще можешь их слышать. Кричу, пока четверо озверевших стражей отрывают мои изрезанные руки от окна. Кричу, пока последние секунды твоей жизни утекают в вечность. И для меня самое главное, что ты меня пока слышишь…
Конец