Генерал, задававший вопрос, заерзал.
— Но как может машина повлиять на решение духовного трибунала?
Проводивший брифинг генерал только развел руками и грустно покачал головой.
— Честно говоря, у нас пока мало идей. Сомнительно, чтобы враг использовал прием сверхъестественного вмешательства — после провала последней попытки. Но вот какая деталь важна — в операции участвует только одна машина, небольших, приблизительно человеческих размеров. Сразу возникает идея андроида. — Генерал замолчал, оглядел аудиторию. — Да, мы знаем, берсеркерам пока не удавалось создать андроида, внешне неотличимого от человека. И все же нельзя исключать возможность, что на этот раз у них может получиться.
Разгорелся спор о возможных контрмерах. На Втором Уровне к запуску готов целый арсенал, но кто может сказать, что именно понадобится?
Генерал, проводивший брифинг, на минуту отодвинул в сторону диаграммы.
— Единственный плюс — атака идет на уровне, куда мы можем забрасывать агентов-людей. Естественно, именно на них мы делаем главную ставку. Их задача — следить за Винченто, выявлять отклонения от хронореальности. Поэтому агенты должны хорошо знать этот период истории, не считая опыта в работе Хроносектора...
Деррон разжал кулак, посмотрел на значки и начал пристегивать их к воротнику.
Пройдя еще две мили, брат Иованн и брат Саил преодолели новый холм и снова встретились с обогнавшим их недавно экипажем. Пустой экипаж стоял у разбитых ворот. Распряженные тягуны весело щипали траву. За воротами виднелись домики с крышами из сланца. Домики жались к склону холма, на который взбегала дорога.
На вершине холма высился знаменитый храм-собор Оибогский. Кое-где камень не успел даже покрыться мохом — такой недавней была постройка. Взметнув к серым тучам стройный шпиль, здание парило над человеческими заботами и тревогами.
Древняя дорога, минуя разрушенный монастырь у подножия храма, выбиралась на мост или, вернее, на то, что от моста осталось: пролеты вместе с четырьмя из шести опор исчезли, сорвавшая мост река гневно бушевала, стволы деревьев ломались об уцелевшие опоры, как спички.
По другую сторону бурного потока весенней реки, на безопасном холме, расположился город Оибог. За открытыми городскими воротами, в которые входила имперская дорога, множество экипажей ждали возможности покинуть Святой Город и продолжить путь.
Брат Иованн посмотрел на зловещие свинцово-серые тучи, обложившие небосвод. Как распухшая великанская змея, река бежала в испуге от этих туч, подстегиваемая далекими вспышками молний.
— Брат, сегодня нам не переправиться. Прежде, чем Саил ответил, хлынул ливень. Подобрав полы плащей, монахи бросились бежать. Иованн — босиком, Саил — в хлопающих сандалиях. Вместе с пассажирами экипажа они укрылись в сомнительном убежище заброшенного монастыря.
В сотне миль от их убежища, в бывшей столице исчезнувшей империи, которая сейчас называлась Святым Городом, где зубчатые стены обороняли Святой Храм, день выдался душным. Только гнев Набура Восьмого, восемьдесят первого по счету в ряду Викариев Святейшего, подобно грозовому дуновению тревожил атмосферу роскошных личных апартаментов.
Гнев Викария копился давно. Так считал Защитник Белам, который в одеждах королевского пурпура молча стоял и ждал, пока минует гроза: гнев копился как раз для того, чтобы его можно было разрядить, излить безопасно в уши самого доверенного из аудиторов и друзей.
Очередная тирада Викария была направлена против военных и теологических противников, но ее прервали в середине. Снаружи что-то заскрежетало, потом глухо ударило. Закричали рабочие. Викарий подошел к окну-балкону, выглянул во двор. Белам знал, что во дворе сгружали большие мраморные блоки: сегодня же прославленный скульптор выберет подходящий блок и начнет работу над статуей Набура.
Впрочем, какая разница? Каждый из восьмидесяти предшественников Викария жаждал осчастливить потомков этим знаком мирской славы.
Викарий отвернулся от окна, взметнув полы белой рясы. Он заметил неодобрительное выражение на лице Белама.
Сердитым тенором, уже сорок лет похожим на голос старика, Викарий произнес:
— Статую мы поместим на Большой площади, дабы величие Храма и нас самих было укреплено в глазах мирян!
— Да, мой Викарий, — спокойно ответил Белам. Вот уже несколько десятилетий, как он носит звание Защитника Веры и Принца Храма. На его глазах приходили и уходили многие, и дурное настроение Викария не было для него чем-то необычным.
Набур решил, что проблему нужно рассмотреть подробнее.
— Белам, повышенное уважение нам необходимо.
Неверные и еретики дробят врученный в наши руки мир.
— Последнее вырвалось, как крик из глубины сердца Викария.
— Твердо верю я, мой Викарий, что и вера наша, и армия — все выйдут победителями.
— Победят? — Викарий величаво прошествовал к Беламу, искривив губы в горькой насмешливой улыбке.
— Само собой! Когда-нибудь. Еще до конца мира! Но сейчас, Белам, сейчас Святой Храм изранен и кровоточит, и мы... — Голос Викария упал до чуть слышного шепота. — И мы переживаем тяготы немалые. Немалые и многочисленные, Белам. Тебе не понять, не поднявшись на наш трон.
Белам поклонился с молчаливым и искренним почтением.
Викарий принялся мерить зал шагами, полы белого одеяния развевались. Но сейчас у него была цель. С заваленного бумагами рабочего стола он взял брошюру, потрепанную от многократного чтения, помятую, как если бы ее неоднократно швыряли через всю комнату.
Беламу брошюра была хорошо знакома. Еще одна причина сегодняшней грозы, подумал он с привычным холодом изощренного в софистике теолога. Сравнительно небольшая заноза. Но именно эта колючка ужалили Набура в нежнейшую часть его тщеславия.
Набур потряс книжицей перед Беламом.
— Ты отсутствовал, Белам, мы не могли обсудить вот это... предательскую мерзость мессира Винченто! Так называемый «Диалог о движении приливов!» Ты читал?
— Я...
— Гнусного писаку интересуют вовсе не приливы. Цель брошюры — еще раз возвестить миру о еретических бреднях автора. Он мечтает превратить надежную твердь под ногами в пылинку, отправить нас в полет вокруг солнца! Но этого мало! Ему и этого мало!
Белам нахмурился, он был откровенно озадачен.
— В чем же дело. Викарий?
Набур, пылая гневом, наступал на него, словно Защитник был в чем-то виноват.
— В чем дело? Я тебе расскажу! Брошюра написана в форме спора трех лиц. И под лицом, которое защищает традиционные идеи и именуется, следовательно, как «простодушный» и «стоящий ниже уровня развития достойного человека», под этим персонажем Винченто подразумевает нас!
— О, мой Викарий! Набур решительно кивнул.
— Именно нас. Некоторые наши слова вложены прямо в уста простака!
Белам с сомнением покачал головой.
— Винченто всегда легко увлекался спором, вдавался в крайности. Я склонен все же думать, что ни в этой, ни в других брошюрах он не стремился унизить достоинство моего Викария лично или Святого Храма вообще.
— Я знаю, к чему он стремился — едва не заорал Викарий Набур, а потом он, самый высокочтимый и самый, — возможно, — ненавидимый в мире, несущий самый тяжкий — как он считал, — богом данный груз обязанностей, застонал и, как испорченный, балованный ребенок, шлепнулся в кресло.
Разрядив гнев, Викарий вскоре пришел в спокойное, рассудительное состояние ума.
— Белам!
— Да, мой Викарий.
— Ты успел изучить брошюру? У тебя ведь было немного времени в дороге? Я знаю, брошюра разошлась широко.
Белам подчеркнуто серьезно склонил голову в знак согласия.
— Тогда познакомь нас с твоим мнением.
— Мой Викарий, я теолог, а не натурфилософ. Я проконсультировался с астрономами и другими учеными и выяснил, что большинство поддерживает мое мнение в этом вопросе. То есть рассуждения Винченто о приливах еще ничего не доказывают, если речь идет о движении небесных тел, и при этом они не слишком достоверны в отношении самих приливов.
— Он думает, мы дураки. И блеском умных слов хочет заставить нас принять ту низкопробную логику, которую нам подсовывает. И надеется, что мы даже не заметим его издевательства! — Викарий привстал, но тут же занял прежнее место.