«Ну вот, — подумал хозяин, — мои молитвы услышаны. А теперь я должен сыграть свою роль: делать вид, что ничего не замечаю, не предупреждать их, а сам пытаться спастись. Интересно, они взяли под контроль черный ход?»
— Сейчас принесу другую бутылку. Настоящий коньяк «Наполеон». Делиться так делиться. — К своему удивлению, он не испытывал торжества, выбираясь из-за стойки. Попытался идти медленно, направляясь к комнате с бильярдом. Нельзя было спугнуть красных. Он старался сдерживать себя, думая о том, что каждый его неторопливый шаг спасает Францию, его кафе, его сбережения. Ему пришлось переступить через ноги девушки; она спала. Он заметил острые лопатки, торчащие под черной материей, а посмотрел на ее брата и увидел в его глазах боль и отчаяние.
Хозяин кафе остановился. Понял, что не может пройти мимо, не проронив ни слова. Словно у него возникла насущная потребность объяснить, что он не относит себя ни к тем и ни к этим. С наигранной веселостью он взмахнул рукой, в которой держал штопор, перед лицом молодого человека.
— Еще коньяку, а?
— Разговаривать с ними бесполезно, — послышался голос красного. — Они — немцы. Ни слова не понимают.
— Немцы?
— Поэтому он и хромает. Концентрационный лагерь.
Хозяин кафе чувствовал: надо поторопиться, как можно скорее проскользнуть за дверь, потому что развязка близка, но его задержал на месте беспомощный взгляд молодого человека.
— Что он здесь делает?
Ему не ответили. Видно, сочли вопрос настолько глупым, что даже не стали отвечать. Понурившись, хозяин кафе прошел мимо. Девушка спала. Он чувствовал себя чужаком, покидавшим комнату, где теперь оставались только друзья. Немец. Они не понимают ни слова. Из темных глубин памяти, несмотря на жадность и сомнительное ощущение победы, всплыли несколько немецких слов, которые он запомнил в далеком прошлом: строка из «Lorelei»[1], выученная в школе, Kamerad[2], с отзвуком оставшегося после войны страха, и, взявшееся ниоткуда, mein Bruder[3]. Он скользнул в бильярдную, закрыл за собой дверь, мягко повернул ключ.
— От борта в левый угол, — объявил посетитель и наклонился над столом; пока он целился, сощурив и без того узкие глаза, загремели выстрелы. Раздались две очереди, а между ними — звон разбившегося стекла. Девушка что-то выкрикнула, но этого слова хозяин кафе не знал. Послышался топот бегущих ног, хлопнула дверца, ведущая за стойку. Хозяин кафе привалился к бильярдному столу, ожидая продолжения. Из-под двери и сквозь замочную скважину до него не долетало ни звука.
— Сукно. Боже, сукно! — воскликнул посетитель, хозяин кафе опустил глаза и увидел свою руку, которая вворачивала штопор в бильярдный стол. — И когда закончится этот абсурд? — задал посетитель риторический вопрос. — Пойду-ка я домой.
— Подождите, — остановил его хозяин кафе, — подождите. — Он прислушивался к голосам и шагам в зале. Эти голоса он слышал впервые. Подкатил и отъехал автомобиль. Кто-то подергал ручку двери.
— Кто там? — спросил хозяин кафе.
— Кто вы? Откройте дверь.
— Ага, — в голосе посетителя слышалось облегчение. — Так на чем я остановился? Ага, от борта в левый угол, — и он начал натирать мелом кий.
Хозяин кафе открыл дверь. Да, прибыли жандармы, он опять в полной безопасности, хотя витрины и разбиты. Красные исчезли, будто их и не было. Он посмотрел на распахнутую дверцу, ведущую за стойку, на разбитые лампы и осколки бутылочного стекла, разбросанные по полу. В кафе толпились вооруженные мужчины, и он со странным облегчением вспомнил, что не успел запереть дверь черного хода.
— Ты — хозяин? — спросил офицер. — Кружку пива каждому, а мне — коньяк. И побыстрее.
Хозяин произвел быстрый подсчет.
— Девять франков пятьдесят сантимов. — Склонив голову, он наблюдал, как монеты ложатся на прилавок.
— Видишь, — со значением произнес офицер, — мы платим. — Он мотнул головой в сторону двери черного хода. — А те, другие, они заплатили?
Нет, признал хозяин кафе, не заплатили, и сметая монеты с прилавка в кассовый ящик, рассеянно повторил заказ офицера: «Кружку пива для каждого?» «Те, другие, — думал он, — вот и все, что можно о них сказать. Четыре стакана коньяка. И, конечно же, они не заплатили».
— А мои витрины, — спохватился он. — Как насчет моих витрин?
— Не волнуйся, — отмахнулся офицер, — государство заплатит. Тебе нужно лишь послать счет. И поторопись с коньяком. Некогда мне болтать.
— Сами видите, бутылки разбиты, — не унимался хозяин кафе. — Кто за это заплатит?