Гражена, по-рыбьему разевая рот, судорожно пыталась преодолеть внезапно возникший приступ немоты.
Дверь за чародеем захлопнулась.
Дженева перехватила подругу, которая собиралась броситься за ним.
— Перестань, — зашептала она. — Ты уже выглядишь глупо. А если догонишь его, то…
— Пусти! — оборвала её Гражена. — Я не позволю ему оскорблять себя!
— Если ты видишь в этом только оскорбление, то никогда не станешь чародеем, — раздался неузнаваемый голос Кемеши. Сейчас в ней и капли не осталось от доброй тётушки, которой уже привыкли видеть её Гражена с Дженевой.
И не её слова, а вот это преображение вдруг успокоило Гражену.
Что было сказано тем чародеем? Только слова.
Но чародеи уже взяли её в ученики — а это больше, чем слова.
Она научится от них тому, что видела сейчас. И многому другому.
Тогда Кастема, сейчас Айна-Пре… Если отбросить обиды, то остаётся самое важное — они сильнее её. И даже эта тётушка…
Сила! Вот что важно! И она переступит через себя и заставит их научить её этой силе.
— Прошу простить меня, — переломила она свою гордость. — Я хочу доказать, что он ошибся. Я смогу это сделать! Я должна учиться у вас!!
При этих словах её голос почти сорвался на крик, но она вовремя остановила себя. Чародейка подняла факел и сурово произнесла:
— Что ты готова отдать ради этого?
Гражена вдруг поняла, о чём спрашивает чародейка.
Что она готова отдать?
— Свои силы, — чуть неуверенно ответила она.
— Мало!
Гражена закусила губу.
— Послушание! И уважение.
— Не то!
…Вздрогнув, Гражена выпалила:
— Гордость! Свою гордость!
Чародейка ещё выше подняла факел и, не отрывая глаз от лица Гражены, спокойно и даже немного буднично произнесла.
— Ты сказала. Звёзды свидетели.
Заморочной Гражене показалось, что все звёзды одновременно мигнули на чёрном небе. Или это она просто сморгнула слезинку?…
— А теперь идём, — мягче сказала Кемешь. — Ваши домашние, наверное, уже волнуются о вас. С сегодняшнего дня вы приняты в ученики к чародеям.
Глава 3. Короли и пешки
Когда утром лорд Станцель вошел в свой заваленный бумагами кабинет, он обнаружил там неожиданного посетителя. В глубине старого огромного кресла напряженно замерла маленькая девичья фигурка в платье, не по возрасту взрослом, и с жестко сжатыми губами.
— А-а, моя королевна заглянула, наконец, к старику? Я уже думал, ты забыла дорогу сюда. Ну и сколько же важных бумаг здесь ты уже успела разрисовать?
Угрюмое лицо девочки-подростка никак не изменилось при упоминании её старых проказ. Мажордом подошел ближе к ней и, чуть наклонившись, с благодушной улыбкой поинтересовался:
— Что случилось с моей королевишной? Рыжик опять не стал охотиться на фарфоровых оленей? Или ей не досталась какая-нибудь занятная вещица из бездонного сундука вчерашнего хассанеянского торговца?
Королевишна Легина нахмурилась и отвернулась к окну. Она находилась сейчас в том гадком возрасте-перепутье, когда очаровательное дитя уже исчезло, а до девичьего расцвета кажется так бесконечно далеко; когда окружающие лишают подросших детей их привилегий, а взрослых прав ещё не дают. Девочка ещё сильнее сжала худые кулачки и, чуть подавшись вперёд, бесстрастно произнесла:
— Это правда, что если мама родит мальчика, то тогда не я, а он будет наследником?
Старый придворный втайне гордился своей реакцией и умением сохранять равновесие на скользком паркете королевского дворца, но сейчас он опешил от вопроса. И растерялся.
— Правда? — не дождавшись ответа, повторила она. Это рассеяло его замешательство.
— Этот вопрос не простой, — медленно начал лорд Станцель, как обычно, набирая уверенность в ходе рассуждения. — В Королевстве есть давний обычай, согласно которому трон наследует старший ребенок царствующей особы. Но это именно обычай, а не закон. Бывали случаи, когда трон занимал сын, минуя сестер, хотя они и родились раньше него. А ценность традиций Королевства не столько в их содержании, сколько в их многовековой неукоснительности…
— А моя прапрабабка? — резко напомнила девочка.
Похоже, сегодня был явно не его день. Второй раз выпад собеседника преодолел его бесспорное мастерство словесного фехтования. Впрочем, и немудрено — его положение не позволяло ему часто встречаться с дубиной в руках противника… Тут он поймал себя на мысли, кого он назвал противником, и засопел носом.
— Да, моя красавица, ты права. На трон взошла она, а не её старший брат. Говорили, что его болезнь не дала ему возможность возложить корону на свою голову.
Он сделал ударение на последнем слове: официальная версия гласила "слабоумие наследника". Легина-младшая только презрительно хмыкнула: все во дворце до сих пор прекрасно помнили, что за этой вывеской, пятнающей честь королевской семьи, были спрятаны лишь его пристрастие к вину — и неуемное властолюбие Легины-старшей.
— Подожди-ка, подожди! — в его мысли вдруг запрыгнуло одно подозрение. — А кто это тебе сказал?
— Сам король. Я слышала, как он говорил об этом. И он очень ждет, что родится сын, — голос девочки снова стал пугающе бесстрастным.
Лорд Станцель почувствовал себя неуютно и неторопливо зашагал по тесному кабинету — движение во время разговора нередко позволяло ему самому лучше понять то, что он хочет донести до собеседника.
— Мудрый не спорит с неизбежностью. Он принимает все, что дает ему судьба и использует это по своему усмотрению. Если на пути к цели он сталкивается с препятствием, которое ему не под силу преодолеть — он ищет новый путь.
Его собственный путь вывел его к окну. Там, за полузамерзшими окнами, на ещё не расчищенной после ночного снегопада Аптечной улице пытались разминуться две повозки. Один возница всё махал другому руками и громко — так громко, что его было слышно за запечатанным окном — кричал: "Туда давай! Да, туда, туда!"
— Ты не можешь убедить короля принять иное решение, кроме того, которое он хочет. — Лорд Станцель повернулся назад, к девочке. Глаза Легины наконец-то потеряли свою бесстрастность. — Но ты наверняка можешь что-то другое.
Он замолчал. Молчала и она. Потом встала и твердой походкой направилась к выходу. Но уже в дверях остановилась и, оглянувшись на учителя, довольно произнесла:
— А я научила Рыжика танцевать на задних лапах.
Когда дверь за ней закрылась, лорд Станцель сел за свой стол и расслабленно откинулся в кресле. Нда… Если в один прекрасный день плодовитая, как крестьянка, королева разродится отпрыском мужского пола, это однажды может привести к такой драке за трон… Будем надеяться, что сонной Астаренке не хватит сил зачать мальчика — раз уж она не смогла сделать это вовремя. Легина же, похоже, пошла в свою прабабку, которая любила брать и терпеть не могла отдавать. А право на трон она уже считает своим.
— Однако… — тут он негромко рассмеялся. — Я как-то забыл, что взрослеют не только дети, но и внуки… И, кстати, о внуках.
Он потянулся к колокольчику и два раза с силой тряхнул им…
Как известно, западная дорога в Местанию на пути к своей цели делает откровенный крюк. Её узкая колея по началу идёт вдоль малозаселенного левого берега Гленмара, потом сворачивает на юг, к Бериллену, оставляя в стороне форпосты когда-то почти непроходимой, а сейчас полувырубленной Корабельной пущи. Когда начинаются отроги Лысого хребта, она снова поворачивает, следуя чуть ли не дословно его причудливым изгибам, пока однажды не пересечет очередную горную речку, отличную от своих многочисленных шумных и мутных товарок только тем, что служит границей между Ренией и Местанией.
Лучшие времена западной дороги давным-давно миновали; когда-то многочисленные города и торжища, жившие обслуживанием путешественников и купцов, захирели после того, как почти весь поток последних пошел проложенным в Корабельной пуще Каменным трактом. В общем, на столичный вкус Гилла все эти забытые богом и начальством редкие деревни и постоялые дворы выглядели весьма убого.