— И в карцере потом перепутал, где дверь — где кровать?
Рэм сообразил, что помещение карцера из тех, где голофиксация круглосуточная. Дерен, наверное, видел, как он там бился об дверь.
Он уткнулся глазами в стол.
Дерен — он ощущал это кожей — был слишком сердит, чтобы всё кончилось хорошо. От лейтенанта волнами исходило что-то неприятно-давящее, похуже того, что, говорят, бывает при первом прыжке, когда болит живот и тянет мышцы.
Вот только у Рэма ничего такого от прыжков не случалось, только от Дерена, когда он злился.
— Ну, хоть понимаешь, что разозлил — и то хлеб, — тихо сказал лейтенант.
Голос у него был усталый.
Наверное, он ещё и торопился, чтобы забрать Рэма из карцера. До Мах-ми далеко. Там можно немного срезать, пользуясь коротким магнитным моментом. Но резкие перемены больших магнитных величин тяжело переносятся.
Рэм знал, что пилоты экстра-класса и это умеют. В бою. Но вот чтобы из-за него — дурака…
Он сглотнул.
— Мне вещи забирать? — спросил он тихо.
— Хочешь, чтобы оставил?
— Я больше не буду, честно. Я не знал, что…
— Угу, редкий ташип, — согласился Дерен. — Я понимаю, что в твоём возрасте творить лютую дичь — это нормально. Но берегá надо хоть чуть-чуть видеть? Ты же почти год служишь, если с учебкой считать?
Рэм кивнул, не поднимая глаз. Просить он не умел, да для него и так сделали больше, чем можно было просить.
Ташип… Он даже деньги так и не сумел переслать Ули. Они бы ему сейчас сильно пригодились. Имущество, наверно, конфисковали…
В ответе Администрата было чётко написано, что начато разбирательство по делу, а юрист и отец Ули сидят в тюрьме, а не в карцере. Тюрьма на земле — совсем не такая комфортная.
— Ну? — спросил Дерен. — Сам-то чего хочешь?
Рэм молчал. Сказать он не мог, мог только разреветься, а это было нельзя. Ему уже не 16. Со вчера уже 17. Исполнилось.
— А ведь точно, — согласился Дерен. — Торта со свечками у меня нет, но я попрошу в столовой чего-нибудь изобрести. Завтра. Сегодня уже не успеют. Да и ты занят. — Он посмотрел на браслет. — Теорию будешь подтягивать. Не так уж и отличается пульт в большой десантной. Надо было вызвать дежурного навигатора, если растерялся. Он бы тебе помог сориентироваться. Всё, беги!
Рэм вздрогнул и уставился на Дерена. Значит, он поверил?
Глаза у лейтенанта были тёплые. Живые. Он снова превратился в нормального человека, в того, с которым они летели через бесконечную зону Метью, приклеившись к обшивке «белого» корабля.
— А какую дичь мне нельзя делать? — насмелился спросить Рэм.
— Я не могу тебе запретить делать глупости. Но за членовредительство и порчу техники влетит. Понял?
Рэм кивнул.
— Ну, вот и хорошо, — Дерен вдруг улыбнулся, и от него пошло тепло, как от хемопластикого бока шлюпки.
— А что с капитаном? — спросил Рэм тихонько. — Тогда, когда мы за кораблями гнались… Что было потом? Он погиб?
— Он в госпитале, но, видимо, очень надолго.
— А… как это было?
— Будет время — расскажу. Сейчас иди ужинать. Через двадцать минут у тебя теория. Подойдёшь к третьему огневому карману. Я договорился с Туссексом, он лучше помнит весь этот бред. До отбоя он с тобой позанимается. А потом не жди меня, ложись спать.
— А… — Рэм поглядел в лицо лейтенанту. — А куда ты всё время пропадаешь?
Дерен фыркнул: вот же спросил — куда?
— Есть такое понятие — дежурный офицер, — пояснил он. — У меня много дел по кораблю. Беги, малой. Восемнадцать минут. Туссекс тебя ждать не будет, у него тоже личное время регламентировано.
Проводив глазами Рэма, Дерен вздохнул и улыбнулся: нервно и словно бы против воли.
Ну, как злиться на пацана, которому едва сравнялось 17? Да и какое это воспитание — через злость? Да и… какой из него воспитатель?
У Дерена никогда не было ни сестёр, ни братьев. Он вырос в жёстких рамках боргелианской общины, где с раннего детства находился под присмотром взрослых наставников.
Он умел многое. Привык всегда отвечать за себя сам. И не был готов тратить время на очеловечивание себе подобных.
Но его учили анализировать собственные поступки и движения души. Не допускать вранья самому себе и нравственных послаблений.
И Дерен хорошо понимал сейчас, что злился на Рэма лишь потому, что и сам ещё недостаточно взрослый. А ещё… за то, что привязался к мальчишке, и всё равно оставил бы его на крейсере.
Дело было не в редкой толерантности Рэма к изменённому пространству. И не в любопытстве и работоспособности.
Лейтенант взял бы его просто так. Под свою ответственность. Потому что сам этого хотел. И это надо было теперь как-то переварить.