— Вроде да, — Замполич взглянул на браслет на запястье. — Маячок горит.
— Я ему сам доложусь, — кивнул Дерен и вышел.
Гарман пожал плечами, посмотрел на Рэма с сочувствием.
— Ну, пошли в карцер, бандит.
Рэм встал, пальцы сами собой сжались кулаки.
— Руки за спину, — строго сказал дежурный.
Дверь в карцере была не мембранной. Здоровенный резинопластиковый блок со стальным каркасом. Когда дверь открывали, он задвигался, уходил в стену, а потом наглухо закрывал проём.
В карцере ничего не было. Только кровать, стол со стулом и стены. Тоже из резинопластика. И свет из-под потолка. И открытый проём в санузел.
А ведь Рэм думал, что может здесь хоть кому-то поверить. Хоть чуть-чуть. А его только предавали и выбрасывали.
Глаза заволокло пеленой. Он зарычал и бросился всем телом на дверь.
Дверь не поддалась, конечно. Мёртвая плита из стали и резинопластика. Такая же, как они все здесь! Все!
Рэм бился о дверь изо всех сил, но даже пораниться об неё не мог. Здесь всё было учтено. Прорезиненный пол, стены, двери эти проклятые.
Выдохшись, он сполз на пол и свернулся в комок на пороге.
В нормальной реальности ему было хуже, чем в зоне Метью. В чужом изменённом пространстве рядом с ним сидел живой и понятный Дерен, а здесь не было никого!
И сдохнуть ему не дадут. Надо было там!..
И не зачем сюда возвращаться!
Гарман сидел у экрана в дежурном помещении и смотрел на мальчишку на полу карцера. Он знал, что Дерен зашёл в капитанскую, переговорил с Келли и улетел. Один. Хэд знает, куда.
Он набрал код дежурки связистов и спросил, увидев там знакомую рожу:
— Дерен куда слинял?
— На Мах-ми, господин лейтенант. Тут по прямой проколоть можно, удачное положение на развязке. Но возвращаться ему придётся из-под Абрэ или через Семёрку. Назад так удачно не втиснешься, если только…
— Чего-то сказал? — оборвал разговорчивого связиста Гарман.
— Я не расспрашивал. В путевом листе стоит трое суток. Он злой опять, господин лейтенант. От него прямо несёт мертвечиной. Наверное, из-за капитана переживает.
Гарман вздохнул и отключился.
Это да. Капитан им всем нервы здорово попилил. Утром разведчики сообщили, что от капитана осталась одна обгоревшая голова. И хатты грозятся его реанимировать…
Хатты!
Келли даже пить бросил, а толку-то теперь?
Гарман открыл личное дело мальчишки. Полистал.
Рэм Стоун, сирота… Завербован на Мах-ми…
И Дерен полетел на Мах-ми. И что он там хочет найти?
Дерен действительно вышел на орбите Мах-ми. Быстро и без особенных трудностей. Первой целью он выбрал спецоновскую станцию, где обучался Рэм.
Станция была старенькой, начальствовал ветеран, списанный из спецона по возрасту. Вряд ли он что-то знал про Рэма, а вот инструкторы могли и заметить…
Не тупые же, в самом деле? Всё-таки мальчишка провёл здесь девять месяцев, должен был на чём-то спалиться?
— С «Персефоны» шлюпка, — сообщил дежурный навигатор. — Один пилот. Спросил, кто занимается рекрутами?
Астахов сидел в кабинете начальника станции, Марвина Кремлиха, и обмывал с его хозяином последние события.
События того стоили: Империя и Содружество объединялись на Юге против северной части Империи. И хоть бы один дэп-мейкер выдал это в своём прогнозе.
Мир встал на дыбы, перевернулся. Это можно было только запить.
Марвин непонимающе уставился на дежурного, он был уже совершенно пьян, и мастер-сержант Астахов поднялся со вздохом.
— Я поговорю.
Выходя в коридор, он взглянул на браслет и увидел, как неопознанный маячок гостя движется из ангара к основному коридору станции.
Ждать чужак не любил. Минута, и он вышел из ангара и зашагал в сторону жилого сектора.
Астахов пошёл ему навстречу, и они столкнулись возле столовой.
Чужак был в компрессионной форме, видимо, рассиживаться не собирался. Невысокого роста, худощавый, сероглазый. Настоящий имперец.
— Лейтенант Дерен, — представился он отрывисто. — Вы что, охренели тут все? Ребёнка от экзота не можете отличить? Рэм Стоун у вас проходил обучение?
Освещение мигнуло. По воздуховодам пронёсся вздох, натужно зашумел старенький плазменный реактор станции, и этот шум нарастал.
Астахов оцепенел. Вот теперь перед ним был уже не имперец, а настоящий экзот. Он злился, и станция вздрагивала — плазменный реактор, самый чувствительный, начал работать с перебоями, захлёбываясь.
Мастер-сержант ощутил ледяную тяжесть, физически исходящую от чужака и протрезвел сразу и бесповоротно.