Рэм не то, чтобы дерзил, просто ему уже было всё равно. Если вежливость не поможет ему спастись — зачем стараться?
Державший его повстанец одобрительно фыркнул, но Тетракису слова Рэма почему-то не понравились.
— Вешайте щенка, чего тянете?! — заорал он сверху. — У нас советник на очереди! Извёлся уже, бедняга, так и скачет! Хочет ногами в воздухе поболтать! Поднимай на счёт три! Раз, два!..
— Стой! Я петлю поправлю! — крикнул один из тех, что держал Рэма. — Чё-то тощий сильно пацан! Вылетит по дороге!
Повстанцы захохотали. Петля зашевелилась на шее, как стальная змея, и один из охранников испуганно отшатнулся.
— Она шевелится! — заорал он второму.
— Угу, — отозвался тот. — Пить надо меньше.
Он ухватился за трос над головой Рэма и дёрнул, пытаясь затянуть непослушную петлю.
— А вы только мальчишек умеете вешать? Взрослого мужика — слабо?!
Рэм вздрогнул: это был голос Дерена. Он распахнул глаза и увидел лейтенанта в десятке шагов от себя.
Дерен был в компрессионке, чёрной, хорошо поглощающей свет, и сумел подойти незамеченным почти вплотную.
Вокруг Рэма стояла целая толпа мужиков, вооружённых гэтами. Они бросились было к лейтенанту, но как-то неуверенно заметались, словно вдруг ослепли и потеряли его из вида.
— А ты ещё кто? — заорал сверху Тетракис, не очень-то понимая, что происходит.
Петля снова ослабла на шее Рэма, вывернувшись из-под пальцев охранника.
— Я — Вальтер Дерен, спецон, «Персефона». — Вверх лейтенант не смотрел, только на тех, кто держал Рэма. И глаза у него были нехорошие.
Двое из десяти охранников кое-как до него добрались, но схватить не смогли — руки скользили по компрессионному костюму.
А может, Дерен и домагнитный доспех под компрессионку надел? Астахов говорил, что так делают, если… Если…
Если есть риск попасть под обвал!
Рэму показалось, что пол под ногами вздрогнул. Землетрясение?
— Это как же мы тебя вешать будем в такой скользкой шкуре? — посмеялся невидимый Тетракис над мучениями охранников. Наверное, он сидел в каком-нибудь центре управления горнодобывающей машиной и видел происходящее на экране. — Хочешь быть повешенным — раздевайся! Не то мальчишка твой первым взлетит! Как Гагарин!
— Да, пожалуйста! — Дерен пожал плечами, оттолкнул охранников и стал разбирать компрессионку.
Но не с бедра или бокового шва, как это обычно делают, а с локтя.
Один сегмент… Ещё…
А потом поднял совершенно стеклянные глаза и посмотрел сквозь Рэма.
Рэм силился подать ему сигнал, мотал головой, но старший не замечал. Похоже, он впал в какой-то из своих трансов.
Охранники тоже не замечали Рэма — они загипнотизировано смотрели на лейтенанта.
Рэм тряхнул головой, сдвигая петлю. Оглянулся на застывшего охранника.
Это был какой-то театр одного актёра. Дерен медленно, прислушиваясь к чему-то внутри себя, повертел в руках сегмент лётного костюма и уронил на пол.
Под компрессионкой у него не было комбинезона, только футболка.
Почему? Чтобы больше места осталось для защиты? Это же пластины доспеха у него на груди выпирают?
Лейтенант вдруг кивнул Рэму. Прочитал мысли?
А потом вскинул неестественно белую руку вперёд и вправо. Включение маршевых! Ост-ост-надир!
Рэм, не думая ни доли секунды, сдирая кожу, выдернул голову из петли и кинулся влево, на землю, плашмя.
Там был уклон, и он покатился под горнодобывающую машину.
И тут же пещера вздрогнула и начала оседать. Потолок треснул, сверху посыпались огромные камни, круша стрелы кранов и машины, калеча людей.
В воздух взметнулись клубы пыли, и запахло едкой химической дрянью.
Рэм, задыхаясь, пополз под машину. Она здоровенная, может быть, выдержит?
— Рэм! Ты живой? Рэм!
Кто-то обтирал ему влажной салфеткой лицо.
— Рэмка, очнись!
Второй голос принадлежал Дерену, и Рэм заставил себя открыть глаза.
На лице был песок, во рту — песок и метал. И очень больно скребло горло.
— Жа… — выдавил он: — «Жарко».
От боли в горле потекли слёзы.
— Я сейчас, — сказал Бо. — Я пересоберусь и найду воду.
Дышать стало легче — железо «таяло» у Рэма во рту, как конфета.
Он потянулся пощупать горло.
— Не двигайся, я тебя осмотрю сначала, — предупредил Дерен.
Рэм ощутил на горле его крепкие руки.
Лейтенант сидел рядом на корточках, фонарик с его браслета освещал четырёхугольную «пещеру» — подбрюшье горнодобывающей машины, её огромные стальные ноги-опоры.