Вид у него был жутко неуставной: весь в разводах и пятнах.
Группа уже стояла в коридоре возле столовой. Рэм перешёл с бега на шаг, выпрямил спину, изобразив примерного курсанта, для разнообразия грязного, как свинья.
Однако сержанту по личному составу было не до Рэма – десантники отоспались и пожаловали на ужин.
Собрались и старшие, и кони, но без Хантера, тот остался у Астахова пить коньяк.
Мало того – у десантуры был сегодня заслуженный праздник. Из пополнения им прислали совсем молодых, необстрелянных. И после боевого крещения парни хотели напиться, а не обед в столовой.
Когда Рэм увидел лицо Вальдшнепа, в ужасе зависшего у дверей в столовую, он понял, что за внешний вид ему не влетит.
Десантники вынесли в коридор почти все стулья, а столы составили вместе. Вытрясли у повара еду, и покрыли столы тарелками сплошняком.
– Да ты заходи! Не стесняйся! Тут на всех хватит! – уговаривал Вальдшнепа зверского вида парень, обширно украшенный наколками. На шее у него целовались две девушки, руку обвивала змея, скалясь с ладони.
Вальдшнеп старался на девушек не смотреть, но рост его был таков, что носом он упирался десантнику именно в шею.
Наконец на помощь сержанту по личному составу пришёл вытирающий весёлые слёзы Астахов, следом явился нетрезвый Хантер, рявкнувший на своих так, что Рэм на секунду оглох.
Однако… другой еды в столовой всё равно не было. Десантники изъяли всё, что нашли. И Валенштайну пришлось смириться.
– Это они у меня ещё трезвые, – сказал Хантер, пытаясь изобразить сожаление и хлопая Вальдшнепа ручищей по прямой как доска спине. – Не убили же никого?..
Астахов заржал и, зажав рот ладонью, ретировался от греха.
Вальдшнеп велел курсантам занести стулья и сесть с краю импровизированной «поляны».
Две минуты курсанты чинно кушали, а потом кони увидели Рэма и утащили его на другой край стола.
А чтобы Вальдшнеп этого не заметил, кто-то из них залез в аварийный люк и вырубил в столовой свет.
Валенштайн взвился, захлопал крыльями и засвистел что-то жалобное в браслет. Хантер, Вальдшнеп его просто не видел в темноте, читал его жалобные сообщения молча и голоса не подавал.
Курсанты, пользуясь относительной свободой манёвра, обступили десантника с внушительного вида канистрой.
Фонари с личных браслетов высветили отдельные довольные лица. Что-то подозрительно забулькало, и всем сразу стало хорошо.
Рэму тоже налили, и он чуть не задохнулся, сделав глоток из сунутой в руку кружки.
– Хэд! – сказал он. – Это же акватика! Девяносто семь градусов!
– Не, – ответили ему из темноты. – Она бодяжная. От силы девяносто два.
– Вы где акватику взяли, ироды? – поинтересовался Хантер.
– Да на «Персефоне» же дали. Ребята извинились, что нас пришлось так долго держать. Сказали, непонятно, кто реально сейчас свой. Ну и поделились.
– Бутылкой? – уточнил Хантер.
– Да не…
– Ну-ка? Эй, конские дети! Это что у тебя? Канистра?!
– Да она маленькая совсем!
Кто-то сунул в руку Рэму котлету.
– Закусывай!
– А что там сейчас на Мах-ми? – спросил пацан Демиса, кусая котлету.
Больше в темноте не было видно знакомых лиц.
– На грунте? – переспросил тот. – Уже не так жарко. Немножко совсем таггеров покрошили. Потом нам велели сниматься и уходить.
– Там верхний спецон зверствует, – Дым протиснулся поближе и забрал у Демиса кружку с акватикой. – Ты, чумной, тормози! Тебе хватит!
И выпил сам. Залпом.
– «Персфона» зверствует? – уточнил Рэм.
– Подошли ещё два крейсера, не спецоновские. Там теперь вообще не понять, что творится. Всех, кто идёт на грунт или с грунта – сажают и проверяют. Нас просто загнали в ангар «Персфоны» и продержали там, пока Хантер о чём-то с капитаном перетирал. А потом сразу всех отпустили. Хантер не говорит ничего.
– А правда, что капитан «Персефоны» похож на синего эрцога? – спросил Рэм.
– На Локьё? Вылитый. И наглый такой же. Непонятно, почему он на нашей стороне воюет. Идеальный такой экзот.
– Отец говорил, что мы – один народ с экзотами.
– Это типа ты думаешь, что Пайел не внебрачный сын Локьё, а имперец с такой вот рожей?
– Отец говорил, что такое бывает. Что мы вместе родом с Земли. Гены у нас одинаковые.
– Хэд его знает, – Дым задумчиво вертел пустую кружку. – Не берёт, зараза. Ты не смотри на меня, ешь.
– А ты?
– Я потом. Устал я чутка. Сейчас спирт подействует, и тоже поем.