Вечером незадолго до праздничной мессы Паола собрала сестёр, ходячих больных и приютских детишек в трапезной. По её указаниям сёстры натянули вдоль дальней стены длинную простыню, сшитую из нескольких кусков полотна. Потом на две минуты задули свечи, а когда снова зажгли огонь — перед занавесом уже возвышался разукрашенный пышный вертеп и ушастый осёл цвета форменной рясы торопился везти в Египет беременную Марию.
— А расскажем мы вам байку да не зря:
Про злодейского про Ирода Царя,
Саломею голышом и мать её,
Про нелёгкое Иосифа житьё,
Как придумка серохвостого осла
И Марию и младенчика спасла…
Зал смеялся и плакал — текст истории Рождества отличался от принятого, да и шуточки царя Ирода были под цвет красной розе девы Марии. Дети хлопали и пищали, взрослым тоже не сиделось на месте. Под финальную фарандолу все дружно притопывали — кабы не трапезная, а базарная площадь — вот бы пуститься в пляс… Святое ж дело, праздник какой — Рождество!
Сестра Беата потом написала письмо самому Папе, но что он ответил — мы вам не скажем. Лучше взять старых тряпок и вырезать чьё-то платье и собрать из папье-маше чью-то голову и исколоть пальцы, сшивая занавес… Представление начинается — чей выход?
Рыцарь бедный
...Не подходит! - потный и злой Лодовико швырнул в стену связку ключей и ничком бросился на постель, - Донна, что же нам делать? Ключи звякнули о зерцало миланского панциря и плюхнулись в вазу с фруктами. Из-за занавеси показалась лисья мордочка горничной - бесстыдница наблюдала за происходящим с видимым удовольствием. Лодовико с меткостью, достойно лучшего применения, швырнул девице яблоком в нос, та взвыла и скрылась.
- Ты зря обидел мою служанку, - донна Челеста грациозно поднялась с ложа и встала перед юношей в позе Добродетели, искушаемой Развратом. Из одежды на даме был только железный пояс, закрывающий лоно и длинные серьги с аметистами. Лодовико покосился на пышные прелести дамы и молча сглотнул. После трех месяцев уговоров, подарков и серенад донна наконец-то решилась одарить влюбленного высшим знаком своей благосклонности. Да и случай подвернулся удобный - мессер Джильярдо, ревнивый супруг красавицы, отправился в Рим закупить новую партию драгоценного хрусталя и поцеловать перстень Его Святейшества Папы. Лодовико сходил с ума, предвкушая неземное блаженство, он напевал, поднимаясь, по темной лесенке, а в его кошельке дремало превосходное ожерелье из бледных жемчужин - точь-в-точь такое, как посоветовал лучший друг и наперсник, шалопай Анджелетто... И вот!!! Какая подлость, до чего же коварны и мстительны эти мужья!
- Я ждала тебя много ночей, - голос донны Челесты был полон страстного упрёка. - Я умащалась амброй и купалась в любовном отваре из мелиссы и пассифлоры. Увы, цепи изнурили меня!
Под железным обручем и вправду угадывались ссадины. А по нежной щеке донны прокатилась слезинка. Лодовико был тронут - только истинно влюблённая женщина способна заплакать оттого, что не может соединиться с господином своего сердца.
- Эти жемчуга, о жемчужина моей страсти, утешат тебя на то - поверь мне - недолгое время, на которое я покину тебя, дабы изыскать способ решить проблему, - протянув возлюбленной дар, Лодовико лихорадочно стал одеваться, путаясь в шнурках и штанинах. Донна Челеста прижала ожерелье к груди:
- Как ты щедр, мой Лодовико! Я буду носить эту прелесть, думая о тебе.
Перевязь с верной шпагой плотно приникла к телу. Скрипнула дверца чёрного хода, протопотали шаги на лестнице. Прохладный сумрак Вероны принял в свои объятия незадачливого влюблённого. Поднимаясь по узкой улочке, Лодовико не удержался и обернулся - окошко донны Челесты ещё светилось.
...Когда убелённый сединами и январскими холодами писатель выводит на жёлтом пергаменте «Ночь тиха» - значит, он уже стар, и забыл, сколько звуков таится в бархатной темноте города. С острых крыш на мостовую каплет вода - звонко бьёт о булыжники или булькает о поверхность вчерашних луж. Заунывными голосами коты выясняют, кто именно завоюет благосклонность прекрасной дамы, а красотка - рыжая, словно истинная венецианка - скромно вылизывает лапку, приютившись возле тёплой трубы. Хрипло кашляет старик нищий, не нашедший приюта на эту ночь. Что-то бормочет расхристанный пьяница, пробирающийся вдоль стены. Вкупе с энергическим вокализом из окна на него обрушивают целое море душистой пены - не иначе хозяйка дома в неурочный час принимала гостей... простите, ванну. Скулят собаки, ржут кони, ревут младенцы, скрипят ступени и ставни, звенят шпаги, звучно бранясь городская стража поспешает прекратить беспорядки. И вдруг, королева воров и магов, донна Луна выходит из облачного алькова, серебря сонный воздух - и на мгновение всё вокруг замирает, покорившись её красоте. Вот эту-то минуту и разрушил Лодовико, от души хлопнув дверью шестой и последней веронской кузницы. Ни один человек не проникся его трагедией, ни один не согласился изготовить ключи. Старый Джепето, лучший из мастеров Вероны так и сказал: