Так и пошло - пир за пиром, танцы за танцами. Туземцы жили спокойно, ловили рыбу, растили овощи на маленьких огородиках, пасли свиней и не боялись никого, кроме акул в заливе. Единственным их богатством были розовые раковины, связанные в ожерелья. Детей умирало не меньше, чем в доброй Англии, но те, кто перешагнул порог пятнадцатилетия, жили долго и старились так величественно, как не снилось и королям. Наконец, в одно славное утро капитан Бельяфлорес понял - или «Вальядолида» завтра отчаливает отсюда, или он останется без команды. Пушечным выстрелом он перепугал всех туземцев, а когда матросы собрались, приказал всем немедля подняться на борт - плыть к острову Рай, за золотом и удачей. Обескураженная команда поворчала, но приказание выполнила. Только дурак Вилли Вилкин уперся - он прилюдно послал капитана ловить треску в Темзе и даже под дулом пистолета отказался уплывать с острова. ...Что с дурака возьмешь - не стрелять же его в самом деле. Мир плоский, до конца уже недалеко. А на обратном пути можно и взять на борт - глядишь, надоест ему миловаться со своею туземкой.
Стоило отплыть на три дня пути - ветер сменился. Корабль подхватило течением и понесло невесть куда. Незнакомые звезды светили над головой в те немногие дни, когда их удавалось увидеть сквозь пелену облаков. Свежей воды было вдоволь, а вот пища протухла в мгновение ока. Команда чуть не собралась от голода бунтовать, но Ибн Гвироль залез на мачту и начал молиться столь истово, что все тотчас же преклонили колени. И были услышаны - три недели подряд на палубу падали летучие рыбы - их хватало, чтобы сварить обед на день. Потом они выплыли к пустынному островку с развалинами и наловили там коз живьем. Потом страшный шторм стоил им бизань-мачты, почти всех парусов и Подлячека. Вся команда отощала, лица осунулись, глаза горели. Ибн Гвироль как заправский капеллан каждое утро, включая субботы, устраивал молебствие на верхней палубе, почти все приходили послушать псалмы и сказать богу спасибо, что еще живы. Наконец море стихло.
Сутки на корабле спали все. Старик Ботаджио взялся постоять за штурвалом - он сказал, что не утомлен. А когда капитан Бельяфлорес открыл глаза - он увидел, что баркентина входит в гавань родного Портленда. С правого борта - один королевский фрегат, с левого борта - другой.
- Я убью тебя, рулевой! - закричал капитан и, не тратя слов даром, выстрелил в предателя Ботаджио из любимого пистолета.
- Если бы... - горько вздохнул старик, потер дырку на старой рубахе и прыгнул в воду.
...Ибн Гвироль, чертов святоша, был прав - земля круглая, думал Джонни, бывший капитан Бельяфлорес, примериваясь к ручке весла королевской галеры. И дурак Вилли Вилкин, как оказалось тоже...
Не стреляй!
Джуда шваркнуло по глазам мокрой плёткой волны. Макинтош протекал у шеи, подлая влага сочилась внутрь - в теплоту буршлата, в красную шерсть фуфайки, к голому зябкому телу. Штурвал скрипел, стакселя хлопали, палуба словно плыла под ногами. Жёлтый фонарь на носу «Дамиетты» перестал притягивать взор, чёрное крошево брызг наконец разделилось на небо и море. Завтра шхуна придёт в Бристоль, два дня на разгрузку - много бочек вина и масла, мешки с инжиром, бочонки с перцем и ароматной гвоздикой - и гуляй себе вволю, матрос! Красавица «Дамиетта» казалась Джуду чересчур чистенькой, слишком благочестивой. О капитане болтали, будто он ходил на Армаду под началом самого Дрейка и так же как мрачный Френсис умел завязывать ветер морским узлом. Но грог матросам выдавали только по воскресеньям, а за каждое богохульство полагалось по лишней вахте. Не о такой жизни мечтал Джуд Хамдрам, впервые поднимаясь на палубу. ...Говорят, что в Бристоле вербовщики собирают отчаянных молодцов для каперов - кувыркаться в зелёных волнах южного океана, щипать за бока жирных испанцев и разряженных, словно девки, французов, вволю палить, пить ром каждый день и получать за труд полновесное золото...
Наконец море стихло и небо стихло. Белый серпик луны зацепился за рею. Джуд вздохнул - через несколько долгих минут рында ударит в седьмой раз и Билли Боу, добрый старина Билли высунет сонную морду из кубрика, чтобы сменить приятеля. Можно будет сжевать припасённый с обеда сухарь, скинуть мокрый буршлат, разуться... Ресницы матроса слипались словно сами собой, голова опустилась и Джуд ткнулся носом в колючий канат...
- Очнись, щенок! - прохрипел над ухом знакомый голос, - Гляди! Когда ещё такое увидишь.
Джуд вздрогнул - капитан испугал его. В глазах мутилось после секундного сна, туманное молоко шевелилось и двигалось... Это же птицы! Сотни белых, безмолвных словно призраки, альбатросов закружили над мачтами, то по спирали взмывая вверх, то паря на распластанных крыльях, то падая вниз к самой палубе. Медленные движения, быстрые взгляды, хлопанье мощных крыльев - словно господь послал ангелов провожать «Дамиетту» до порта.